Васькин дуб - страница 6
- Не государственно рассуждаешь, Василий Кузьмич, - зло блеснул стекляшками пенсне Мозгов, - местечково. Только о своих и думаешь, а кто народ кормить будет.
- А колхозники значит не народ! - Василий Кузьмич что есть силы треснул кулаком по столу,- Им что жрать не нужно? Или вы предлагаете вон как они, - он кивнул в сторону коллег, - одними палочками за трудодни людей кормить. Так у них через пару лет некому будет эти палочки ставить, разбегутся все. Люди, товарищ Мозгов, кушать сегодня должны, а не в светлом будущем.
- Ты что, товарищ Чагин, линию партии не поддерживаешь! Выше Советской власти себя ставишь? Ну так мы на тебя управу быстро сыщем.
- А ты меня не пугай! Ишь, управщик нашёлся. А кто тебе план делать будет. Они, что ли!? А вы чего кулаки в рот засунули. Вам людям в глаза смотреть не стыдно? Из вас последние соки жмут, а вы молчите!? Э-х-х-х, да что я с вами... - Он махнул в сердцах рукой.
- Пойду я, Иван Петрович, - обратился он к первому секретарю, - работать надо.
- Иди, Василий Кузьмич, иди. Совещание закончено, спасибо, товарищи.
Мозгов, разочарованный решением первого секретаря, с шумом захлопнул папку с бумагами, а председатели молча потянулись к выходу.
- Да, Василий Кузьмич, - остановил Чагина в дверях Иван Петрович, - помнишь, ты в свою школу учителя просил.
- Ну...
- Зайди в ОБЛОНО, там тебя сюрприз ждет.
Областной отдел народного образования находился в этом же здании этажом ниже. Василий Кузьмич по-свойски открыл дверь:
- Привет, Антонина, как жизнь молодая?
Начальник ОБЛОНО Довгань Антонина Петровна, полная сорокалетняя женщина в строгом костюме и блузке с ажурным воротничком, заколотым под горлом массивной брошью, улыбнулась ему открытой улыбкой и широко развела руки:
- Эх, Кузьмич, один ты мою молодость и замечаешь.
Они обнялись по-дружески, и Антонина, посмотрев ему в глаза, продолжила уже серьезно:
- Всё воюешь, Вась?
- А что слышно было?
- Ещё как. Зря ты к Мозгову цепляешься. Гнилой он человек. Не простит.
- А я не боюсь. Я эту породу знаю. Они сильны, пока их боишься. Как только они понимают, что ты сильнее, то сразу в кусты.
- Ты сильный и честный, Кузьмич. И в этом твоя слабость. А он хоть и трус, но подлостью жизнь тебе вполне сломать может.
- Не боись, Антонина, мы фашиста побили, а уж эту гниль изведём как-нибудь. Да и хватит об этом. Краснов сказал, что у тебя тут для меня сюрприз приготовлен?
- Точно, есть такое дело. Ты посиди тут, газету свежую почитай, а я сейчас вернусь. - Она положила перед ним свежий выпуск "Сельской Правды" и вышла.
Передовица была посвящена предстоящему XIX съезду ВКП(б) - первому съезду после 1939 года. Однако прочитать Василий Кузьмич её не успел, В кабинет вернулась Антонина, и вместе с ней молодая девушка. Одета в серый плащ, узкий в талии и широкий снизу, на ногах туфли на небольшом каблучке. Светло-русые волосы сплетены в тугую косу, кончик которой уютно устроился на высокой груди. В её карих глазах боролись между собой два чувства: смущение и удивление. И удивляться было чему. Чагин побледнел и смотрел на неё, не отрываясь, широко раскрыв рот, являя собой классический образчик удивления...
***
Свадьбу Василий и Анна сыграли в сорок первом, как и положено, на Красную горку. А потом началась война. Василию дали закончить уборочную и осенью призвали на фронт. Бог не дал детей Василию и Анне, но зато он дал им великую любовь. Он бил фашистов и писал ей письма, она ждала его и тоже писала. Война, конечно, не располагает к эпистолярному жанру, но бывают и исключения. Василий письма не хранил, потому что помнил их все наизусть, а его письма к Анне потерялись во время оккупации. По крайней мере, Василий, вернувшись, их не нашёл. Когда пришли фашисты, Анна перебралась к тётке в город. Там, по заданию подполья, она работала в офицерском ресторане. В сорок третьем подполье разгромили, и Анну вместе с остальными подпольщиками вывезли за город и расстреляли. Тела свалили в одну яму и закопали. После войны на месте захоронения установили обелиск с мемориальной доской, на которой золотыми буквами среди прочих было высечено: Чагина Анна. Василий часто приходил сюда, разговаривал с ней, но его никто не слышал. Плакал, но его слёз никто не видел. Кто-то сказал, что мужчины не плачут? Плачут, просто их слёзы не видны. В сорок седьмом Василия избрали председателем колхоза. Половина деревенских мужиков не вернулось с войны. Первое время молодые вдовы, старые и не очень девы, одна за другой безуспешно пытались добиться расположения вдового председателя, но в конце концов решили, что он так и останется безнадёжным бобылем, и оставили свои попытки. А Василий Кузьмич с головой погрузился в работу, стараясь заглушить не проходящую боль и тоску.