Вечеринка: Книга стихов - страница 28
Терпеть и трепетать его не позовет.
Старая игра
— Сыграем в старую игру?
— Сыграем в старую игру!
— Ты будешь принц.
Я буду принцесса.
— Нет. Обойдемся без исторического процесса.
— Ты будешь Иван-дурак,
А я дочь Черномора.
— Нет. Перебьемся без фольклора.
— Ты будешь точильщик,
А я молочница.
— Нет. Критического реализма мне не хочется.
— Тогда ты будешь — ты,
А я — я?
— Не стоило бы и начинать, дорогая моя.
— Чего же ты хочешь?
— Давай я и ты будем — мы,
А этот платок — последний месяц зимы,
А эта старая шляпа — весна.
— А тот рваный халат?
— Он будет Ниагарский водопад.
— Идет.
— Ну, вот.
Раз, два, три! Начало игры!
— А что теперь делать надо?
— Гулять у Ниагарского водопада.
— И все?
— А когда мы поравняемся со старой шляпой,
Ты спроси, почему так пышно цветет она.
И я отвечу: — Любимая, это пришла весна. —
А ты воскликнешь: — Ах,
Милый, я еще не бывала весной в горах!
«Были исполнены…»
* * *
Были исполнены:
концерт для скрепки с контекстом,
тарантелла для дырокола
и симфония для пишущей машинки
(в трех вариантах:
в мажоре,
в миноре
и в зашоре).
Мухи крылоплескали.
Мыши кричали: «Бис!»
Пес вяло сказал: «Браво».
В свою очередь за окном прозвучали:
токката
для двух кровельщиков с рассвета до заката,
соната
для подъемного крана
и маленькая ночная серенада
для кошачьего клана.
И далее — без антракта —
увертюра для железнодорожного тракта,
трели для дрели,
этюд для отбойного и марш для обычного молотка
и квартет для завсегдатаев пивного ларька.
После чего при появленье полной луны
объявлена была торжественная пятиминутка полной тишины,
в связи с чем готовые упасть в обморок клены
приободрились и распушили кроны,
а также расправили листы,
в результате чего постовой с поста
слушал, как ветер с запада
успешно воспроизводит тишину с листа.
Некоторое время полная луна
свыше
освещала вышеуказанной тишины следы.
Так в ночь со вторника на среду была произведена
кратковременная
охрана
среды.
Подражание Алексееву
Цензура
требует сменить текст на цезуру.
Погода
требует отсрочки Нового года.
Жена
требует опта и розницы, как во все времена.
Сосед
требует прочувствованных бесед.
Дитя при отходе ко сну
требует жареную луну.
Выполнив все требования,
он озирается.
Бумага бела.
Началась новая эра.
Жена ушла.
Сосед запил.
Луны нет и больше не предвидится.
Пахнет жареным.
«Так они идут, не тратя и слов: Ли Бо, Басё…»
* * *
Так они идут, не тратя и слов: Ли Бо, Басё.
Все пройдет, моя любовь, пройдет все.
Времени сеть пересечь вдоль, перетечь вдаль.
Все пройдет, удоль и юдоль, умерь печаль.
Маяки из тьмы, тропик маеты, карта бытия.
Только мы и все или я и ты, или ты и я.
Все пройдет, пройденный урок повтори вслух.
Неслух мой, неуч мой, жизнь моя, переведи дух.
Так они идут, дыша легко, этот и тот.
Эта и та, эти и все, и все пройдет.
Миф путешествий, пришествий, шествий, маршей, мерил
Несуществующую дверь всем отворил.
Метафизический плач спадает, как пелена;
Метафорический смех, настройка, сбой и волна.
Может быть, основы натяг непрочен, неровен уток, неясен узор;
Но все пройдет, смотри, как проходят ночи: ночной дозор.
«Неромантических ведут…»
Ивану Жданову
* * *
Неромантических ведут
литой чугунный топот конский.
Что мне Париж? паришь и тут,
в провинции получухонской.
То полночь бьет, то в полдень льет,
и кто гуляет, а кто пьет,
двойное дно все наши сутки.
Париж для Мальте и Гайто
в полураспахнугом пальто
промерзшей старой проститутки
Лютеции.
«Возникает весна…»
* * *
Возникает весна
белоликой японкой и легкой, как тень, кореянкой.
Рукава на ветру.
И едва ли нас слышит она.
Отцветает тюльпан подживающей ранкой
приоткрытого воздуха. Лепет условен и чужд.
Возникает волнение вне ожиданий — стихийно.
Вот стезя и ведет мимо прежних желаний и нужд.
Даже Ленский Ладо ждет Онегина Юмжагийна,
чтоб перчатку забрать, пистолет зашвырнуть в старый пруд,
потому что весна в кимоно рукавом помавает.
Объясни мне хоть ты — ну откуда их только берут,
эти весны?
Идет, головою кивает,
улыбается. Чудо как чудо — ни совести нет,
ни стыда; самоцельно и цельно некстати.
Объясни мне хоть ты — для чего она бродит чуть свет
в нашем городе, где зацветает лишь северный бред,