Вечность в тебе - страница 13
Проходят минуты. Вокруг, если не считать моих всхлипов, мертвая тишина. Я прижимаю ладони к векам, глубоко вдыхаю и выдыхаю, концентрируясь на ощущении, как воздух растягивает мои ребра. Потом открываю глаза. Должно быть, мой брат хорошо себя чувствовал, когда подписывал эту открытку. У Кристофера было много разных почерков. Этот – прекрасен. Длинные петельки у «д» и изогнутые, вытянутые вверх палочки у «р». Почерк художника. В маниакальных фазах у него получался единый причудливый клубок каракулей, расшифровать который не мог никто, кроме него. Тогда его мысли становились быстрее, чем руки. За ними было не угнаться. Никому. Он был королем мира. Харизматичным, утомительным и шумным. Вспыльчивым, самоуверенным и веселым. Но в какой-то момент становился опустошенным. Словно совершенно выматывался, израсходовав себя без остатка. Как будто он произнес все свои слова, и теперь ему требовалась перезагрузка.
Когда мой брат впадал в депрессию, то переставал говорить. Иногда это длилось целыми неделями. Время от времени я включала ему музыку или подкладывала бумагу и ручки. Но в большинстве случаев он не мог заставить себя взять их в руки. Он просто лежал и смотрел в никуда пустыми глазами.
Но в тот день, когда Кристофер написал это, он был самим собой. Моим старшим братом.
Дорогая Лиз,
желаю тебе всего самого наилучшего в день твоего шестнадцатилетия! Я знаю, что у нас многое было запланировано на сегодня: сделать татуировку, заказать пиццу и посмотреть «Карточный домик». Я ничего не забыл. Но не могу присутствовать. Однако это не значит, что теперь ты не должна ничего этого делать. Я знаю, что ты сейчас скажешь. Что мы хотели сделать это вместе, что это не одно и то же, когда меня нет, что ты вообще не хочешь татуировку… Но я знаю, что это не так. И ты тоже это знаешь.
В картонной коробке ты найдешь три вещи. Теперь подними крышку и открой подарок под номером один.
Я снимаю крышку и кладу ее на вынутую из шкафа панель рядом с собой. В коробке лежат три упакованных по отдельности пакета. Они пронумерованы. Первый – самый большой. Он мягкий и помятый. Я тяну за ленту и аккуратно отклеиваю скотч. Бумага шуршит, когда я разворачиваю ее. Это футболка. Как только понимаю, какая именно, снова начинаю плакать. Я прижимаюсь лицом к темно-серой ткани. Кристофер носил ее так часто, что она до сих пор пахнет им. Футболка смогла сохранить его запах. Я кладу ее себе на колени и провожу кончиками пальцев по надписи на груди. «АЛЛЕРГИЯ НА ИДИОТОВ». Эта футболка была его любимой. Он носил ее постоянно. Хватаю открытку и читаю, что написал об этом Кристофер.
Я провел в этой вещи полжизни, вторая половина – твоя. Мне следовало отдать ее тебе гораздо раньше. Теперь она твоя.
Время для подарка номер два.
Подарок номер два – конверт. Он не заклеен. Я вытаскиваю из него карту из плотного картона и переворачиваю ее. На лицевой стороне годовой абонемент, а под ним – 363 дня современного искусства. Мне не нужно читать, что об этом написал мой брат. Но я все равно это делаю.
Футболка была моей любимой одеждой. А Дом искусств – любимым местом. Я знаю, что ты это знаешь. Я много раз упоминал об этом и достаточно часто заставлял тебя ходить со мной. Искусство может научить нас вещам, которых нет ни в одной книге, Лиз. Потому что каждому оно говорит что-то свое.
Неважно, сходишь ты туда один раз или все 363. Ты вообще не обязана туда ходить. Но я хотел, чтобы у тебя было место, куда ты всегда (ну или почти всегда) сможешь прийти. Прекрасное место, в котором ты сможешь отдохнуть и которое будет напоминать тебе обо мне. Я невероятно любил бывать там с тобой. Каждый раз мне казалось, что среди всех этих изображений и инсталляций я нахожу частичку самого себя.
Так. А теперь последнее и самое важное: собственно, сам подарок. Как только ты его увидишь, то сразу поймешь, в чем дело. Я вдохновился таксой Пикассо, потому что знаю, как она тебе нравится. А теперь открой его.
Мои руки дрожат, когда я снимаю оберточную бумагу с последнего подарка. Под ней скрывается небольшая фоторамка с рисунком, выполненным шариковой ручкой. Две крошечные рыбки, очертания каждой из которых состоят только из одной сплошной линии. Как у таксы Пикассо.