Вечный огонь - страница 46

Верный его волкодав огненно-рыжей масти по кличке Бандит, лежавший неподалеку, сначала отвернулся, затем и вовсе встал, побрел подальше.

Часто приходила под яблоньку Толпон, часто удалялась с Макаркой в логовину.

На следующий год, осенью, перед тем как ей вызревало время рожать, старики, их родители, договорились о свадьбе.

Толпон родила девочку. По ее настоянию — Макарка охотно согласился — дитя назвали модным именем Марина. Чтобы быть поближе к Толпон и Марине, Макар оставил отару, попросился на совхозную ферму дояром. Недолгое время побыл на курсах в районном центре, вернувшись, принял коров. Ни свет ни заря вскакивал с постели (время чувствовал без будильника, как вообще умеют его чувствовать сельские люди), торопился на ферму. В подсобке включал титан-кипятильник. Нацедив в ведро кипятку, разбавлял его холодной водой из-под крана, садился под корову, мыл вымя. Шлепком по заду провожал ее в станок, ограниченный железными прутьями. Взяв в руки тяжелый доильный аппарат, напоминающий шлангами и присосками спрута, ловил коровьи титьки, надевал на них присоски, включал ток. Резиново-пластмассовый спрут дергался, жадно высасывая молоко из вымени, гнал его по стеклянному трубопроводу в соседнее помещение, где стояли серебристые баки-желудки, собирающие надой. А на дворе уже пофыркивали нетерпеливые машины с цистернами, крашенными в цвет парного молока.

По душе пришлось Макару его новое занятие. Только часто вспоминались яблонька и тот славный ложок, где Толпон плела венки. И еще ему было неспокойно из-за того, что он мало видел Маринку. Глянет на спящую, уходя, да посмотрит на уже давно уснувшую, вернувшись домой, — вот и все свидание. В редкие часы, когда ему удавалось вырваться с фермы днем, он брал дочку на руки, носил ее по комнате или выходил с ней во двор, присматривался к ее круглому, как у Толпон, пухлому личику, заглядывал в щелочки темных глаз, говорил, говорил ей всякое — на редкость был разговорчивым. Дитя тоже, будто понимая его, лопотало что-то в ответ.

В Первомайский праздник втроем ходили на митинг в Дом культуры. Когда директор стал зачитывать список лучших рабочих совхоза, назвал и Макара Целовальникова. Всех упомянутых попросили подняться на сцену. Девушки-комсомолки повязали каждому из вызванных широкие кумачовые ленты через плечо. На лентах белым написано: «Передовик соревнования». Когда уже спустился Макар в зал, сел рядом с женой, держащей на руках дочку, он не знал, как ему быть: то ли пора снимать ленту, от которой лицу стало жарко, то ли пускай повисит. Ничего не решив, просидел, увенчанный, весь вечер и домой пришел в ленте.

Жил, словно околдованный счастьем. Иногда недоумевал, за что ему так повезло в жизни. Иные ругали свою судьбу, проклинали весь белый свет. Макар не мог нарадоваться тому, что видел вокруг. У него было все, что необходимо человеку. Жива и еще не стара его мать, жив отец, который воевал два последних года, дошел до Братиславы — и ни единой на теле царапины. Отец работал трактористом. Главное везение, считал Макар, его Толпон. Он взял в жены лучшую девушку поселка — так считал, был в этом глубоко уверен. Дочь Маринка, похожая на Толпон. Скоро ее станут относить в ясли. И тогда Толпон вместе с Макаром будет ходить на ферму, ее обещают устроить в кормоцех оператором.

Совсем неожиданно пришла Макару повестка из военкомата. Толпон плакала, убивалась, а Макар уже мечтал о том, как, отслужив свой срок, снова вернется в поселок и тогда уже до самой кончины его отсюда никто и никуда не вызовет.

Макара сильно удивило, что его взяли на флот. До этого он уже прикидывал, как будет выглядеть в защитной армейской форме, мысленно примерял гимнастерку, галифе, сапоги. Но его повезли на Балтику, в школу подплава, одели во все черное и такое нарядное, которого, сдавалось ему, он никак не заслужил. И опять Макар подумал, что ему слишком везет в жизни. Иногда суеверно опасался: когда-то же и платить придется за такое везение. Из ничего ничего не бывает. Все требует, чтобы его заслужили, даром не дается. Стал даже побаиваться своей везучести.