Вечный огонь - страница 54

Алексею увиделась просторная квартира на Большой Болотной, висящее у мамы над комодом овальное зеркало. В детстве часто пытался заглянуть в него, но росту не хватало. Подносил стул к комоду, взбирался на сиденье, смотрелся долго, не понимая, как стекло может его так чисто повторять. В недоумении заглядывал за зеркало, надеясь обнаружить себя второго. Но там были только веревки, на которых оно держалось, когда до них дотрагивался, на руках оставался пыльный след. Он помнит, как мама уже в самом конце войны почему-то завесила зеркало темной кисеей, накинула себе на голову черную кружевную шальку и стала красивой-красивой. Ему хотелось тогда, чтобы мама не снимала шальки никогда… Сейчас ему подумалось спокойно, почему-то без всякой боли о том, что ей снова предстоит занавешивать зеркало черным, снова покрывать голову черной кружевной шалькой. Он вспомнил, рассказывали, будто в Абхазии, где ему никогда бывать не приходилось и куда очень хотелось поехать, женщины-матери, теряющие сыновей, носят траур до самой своей смерти. Говорят, хоронят человека у своего дома, на своем участке, ставят дорогой памятник, носят постоянный траур. Алеша не был согласен и тогда, когда слушал рассказ, и сейчас он против подобного обычая. Зачем хоронить себя заживо? Ну, отплакал, отскорбел, отболел и возвращайся к прежнему состоянию. Умершего не возвратить, живому надо жить. Когда встречал женщину, одетую во все черное, был уверен, что она потеряла сына.

Его занимал вопрос: зачем занавешивают зеркала? Наверное, не только затем, чтобы они в час скорби своим блеском, своим отражением не придавали всему вокруг праздничность, парадную веселость, но еще и потому, — теперь он был уверен в этом, — что ни у кого не хватит воли в траурную минуту посмотреться в зеркало — это будет противоестественно.

Алеша, сколько себя помнит, всегда любил фантазировать, больше того, верил во всякие невероятные предложения. Считал и сейчас считает, что где-то в океане, на многокилометровой глубине, в трещине земной коры, скажем, у Филиппин или еще где, могут обитать разумные существа, могут появляться на поверхности на своих кораблях, способных и плавать и летать, смущая очевидцев, заставляя их думать о какой-то сверхъестественной божественной силе. Ему порой сдавалось, что род людской берет начало от прилетевших на Землю инопланетян. Потому люди молятся небу, потому так благоговейно обращают взоры вверх, к таинственному космосу — своей колыбели. А чем объяснить древние рисунки на камнях пещер, где человек показан одетым в нечто напоминающее одеяние космонавта? А что такое ореол вокруг головы святого, как не символическое изображение скафандра?..

И еще Алексей думал о том, что именно на Севере, в краю, где он живет и служит, в краю, который вошел в него глубоко и навсегда, в этом краю человек ближе всего находится к чему-то загадочному, великому, стоит ближе всего к Вселенной.

Однажды он реально почувствовал себя инопланетянином. Как-то в разгаре лета пошел с мичманом Макоцветом на ночную рыбалку. Только не на озеро Торпеда, где рыбачил зимой, а значительно дальше. Долго сидели с мичманом, наблюдая за поплавками. Ничего не поймав, решили переменить место. Мичман подался на соседние озера, Алексей, передумав, поостыв, остался у шалаша. Шалаш был сооружен давно и служил каждому, кто приходил сюда на рыбалку, кто нуждался в защите, застигнутый непогодой. Здесь всегда оставлялись котелок, чайник, ложка, соль, спички, как на сибирских охотничьих заимках.

Он подстелил на открытом взлобке сухой травы, покрыл ее плащ-палаткой, лег навзничь, застегнув «молнию» меховой куртки, и не почувствовал, как уснул. Открыв глаза, долго вглядывался в чистую голубизну неба, подсвеченного незакатным солнцем, вдруг увидел в глубокой выси серебристый крестик самолета. Со сна показалось, будто он прилетел сюда, на необитаемую планету, на том крестике-аппарате, высадился, залюбовался всем, что вокруг, замешкался дольше положенного, и его не стали ждать, включили двигатели, аппарат покинул случайную на его пути остановку, устремился по своему назначению. А он, Алеша, остался здесь, в пустыне, где лишь камни да вода… Долго смотрел в небо, следил за уплывающим крестиком, пока тот не растаял окончательно. Нисколько не сожалея о том, что остался здесь, любовался тишиной и прозрачностью воздуха, ясностью очертаний сопок. И на память пришла фраза друга, написанная в письме. Друг — военный летчик, служит на Дальнем Востоке. Среди его пожеланий есть и такое: «Арктической тебе ясности». Тогда, читая письмо, не придал значения словам. Только лежа у озера, понял, как они точны. Действительно, в Арктике и выси и дали бесконечно ясны.