Вечный огонь - страница 55

стр.

Алексей старался не думать о сегодняшней беде, в которую попали он и его товарищи — Макоцвет Иван Трофимович и Целовальников Макар, — отгонял от себя мысли о ней, но они неотступно были рядом, готовые враз завладеть его сознанием. И он все-таки сдался им. Но ни страха, ни отчаяния перед ними не почувствовал. Он даже удивлялся, почему его не пугает мысль о неминуемой кончине. Ведь он читал, знает из рассказов, что час прощания с жизнью — тяжелый час, следует предполагать, самый тяжелый, какой только может быть у человека, потому что человек уходит от всего земного, от всего самого дорогого, уходит в непостижимое небытие. Рушатся миры, взрываются галактики, «черные дыры» втягивают в себя, поглощая все безвозвратно, превращая  н е ч т о  в  н и ч т о, превращая материю в антиматерию, миры в антимиры. Смерть — «черная дыра», за которой уже ничего нет. Но почему же он не испытывает оцепенения, холода, от которого должно взвыть все живое? Почему он так спокоен? На корабле защита весьма надежная. Но он открыл дверь в реакторную выгородку — нарушил защиту, приблизился к реактору вплотную, подставив себя под обстрел миллиардов, триллионов частиц-пуль. Он должен был это сделать, чтобы предотвратить еще большую беду. Но почему, перед тем как войти, не стал размышлять и колебаться? Странно… Ведь знал же, чем все кончится. Да тут надо было упасть на колени, просить пощады. Ведь еще почти не жил на свете, ничего не сделал, не оставил после себя следа, не создал своего продолжения в мире. Неужели мог так легко жертвовать собой? Почему не подумал об этом? Почему не ощутил страха, обыкновенной человеческой боязни, которая иногда помогает сохранить жизнь, вырвать ее из опасной зоны?.. Да, не подумал, не ощутил, не старался бороться за свое личное существование, даже как-то забыл об этом. Помнил единственное чувство, переполнявшее его, — тревогу. Помнил и меру ответственности, которую теперь, в спокойной обстановке, можно сформулировать высокими и несколько красивыми, хотя и очень точными словами: «Если не я, то кто же?» Тогда, конечно, думал несколько проще. Мозг сверлил вопрос: кто войдет в выгородку, кто разберется в случившемся? Понимал: никто, кроме него. Только он — командир реакторного отсека! А зачем потянул за собой дорогих тебе, близких людей? Понимал же, на что их ведешь? Понимал. Знал. Чувствовал. Но повел. Иначе не мог. Одному бы не справиться. А если бы не справился — что тогда? Никто не знал и не предполагал — «что тогда». Даже академик, видать по всему, не ведал, какие могут быть последствия…


Тело его стало безвольным. Но разум чист и светел, был и остается удивительно способным к пониманию, к размышлению. Неужели радиация бессильна перед людским разумом, не смогла погасить его, укротить? Видимо, бессильна. Казалось ему, что телом он давно скончался, но умом и чувством живет, действует и нисколько не боится смерти.

Не от такого ли разделения духа и плоти происходит легенда об уходе души в какие-то иные сферы, в иные измерения? Есть выражение: душа с телом прощается. Тело смертно, душа бессмертна. Неужели кто-то из умирающих успел оставить живущим свои личные наблюдения и ощущения? Кто, когда, как смог это сделать?.. Если бы люди сумели изобрести аппарат, способный улавливать мысли, многие бы загадки открылись перед ними… А что чувствуют Макоцвет и Целовальников, о чем думают?

— Иван Трофимович, — позвал мичмана, — жалеешь, что пошел со мной?

Ответ последовал не вдруг. Алексей подумал, что мичман его не слышит, но тот слышал, только почему-то долго собирался с мыслями.

— Не я, так другой!.. Что же теперь казнить себя?! Одна тяжесть на душе: не расквитался с Христосиком. Я говорил тебе о нем? Нет?.. Самый лютый ворог, оборотень. Когда прямой фашист — тот ладно, враг, тому одна пуля. Когда бывший свой, всезнающий, всеведающий — двойной враг, на такого много пуль надо. Гонялся я за ним, да не настиг. Боюсь, уйду, и он останется неотмщенным. Вот она, гиря на моей душе.

Странным показалось Алексею, что они, объединенные одной бедой, так разно озабочены. У каждого свое. А он еще минуту назад предполагал, что все трое размышляют об одном и том же и похоже.