Вечный огонь - страница 65

Однажды, дойдя до исступления, схватила половую щетку, отворила все двери и окна, носилась как ополоумевшая по квартире, изгоняя кошачье кодло. Алеша ревел, пытаясь перехватить щетку. Она в гневе отталкивала сына, выкликая проклятия, старалась с еще большим рвением…

Обеспокоенная Алла спустилась с верхней полки, вынула из сумочки, которую Алеша привез из Франции и подарил ей в день рождения, пузырек с нашатырным спиртом, смочив ватку, поднесла близко к лицу Серафимы Ильиничны. Та, глубоко вздохнув, очнулась, привстала на локте, спросила девушку участливо:

— Что с тобою, милая?

— Думала, вам плохо. Так метались…

— Спасибо, все уляжется, уляжется. Не беспокойся, отдохни, — попросила спутницу. Но стоило ей забыться, как перед глазами снова возникал кошачий ералаш.

Так и не сомкнула век до самого конца пути.

Поезд пришел рано утром. Серафима Ильинична не бывала в Москве. И не Москва ее сейчас заботила. Все же успела заметить, что вокзал, куда они прибыли, в точности напоминает тот, откуда отправлялись. Не возвратились ли обратно? Но тут же краем воспаленного сознания, усталого и, как ей казалось, не фиксирующего ничего постороннего, не относящегося к ее утрате, отметила, что в ее городе, на ее вокзале над перроном подняты навесы, защищающие пассажиров от солнца и непогоды. Здесь их нет. Потому мелкий предвесенний дождик моросит свободно, делая сумки, баулы, чемоданы козырьки фуражек носильщиков блестящими.

Алле приходилось бывать в Москве не раз, потому она чувствовала себя свободно. Выстояв очередь на такси, сели в машину — Серафима Ильинична сзади, Алла рядом с шофером, — назвали адрес гостиницы, где им были заказаны места заранее и о чем Серафиме Ильиничне было сообщено телеграммой.

У входа в гостиницу их ожидал мичман, пожилой, сильно располневший человек. Он поклонился Серафиме Ильиничне, затем Алле, высказал соболезнование. Кивнул на машину, которая стояла неподалеку, сказал, что, как только они будут готовы, можно сразу отправляться.

Серафима Ильинична надеялась увидеть в последний раз своего сына, глядя в дорогое лицо, проститься. Но не увидела. Гробы были наглухо закрыты. Плотно обтянутые красной материей, с черными драпировками на крышках, они стояли на невысоком постаменте отчужденно. На двух лежали фуражки с золотыми кокардами, на третьем бескозырка. Серафиму Ильиничну подвели к первому гробу, сказали: здесь. Посадили на стул. Алла отказалась садиться, решила, ей удобней будет стоять сзади, опираясь на спинку стула Серафимы Ильиничны, Украдкой разглядывала просторное помещение, откуда, догадывалась, была вынесена вся мебель, кроме нескольких стульев, предназначенных для близких родственников. В изголовье гробов на стене висели три портрета — увеличенные фотографии. Они были какими-то чужими, не похожими на тех, кого изображали. По углам накрытого кумачом постамента стояли матросы с карабинами. Они, неестественно напряженные, выглядели тоже неживыми.

Алла остановила взгляд на полной белокурой женщине, закутанной по-крестьянски черным платком, поняла: это и есть Мария, Маша — жена мичмана Макоцвета, которую она знала по рассказам Алеши. Ревниво приглядываясь к ее чертам, Алла не находила тех достоинств, о которых так много говорил Алеша. «Что в ней такого? Обыкновенная крестьянка!» Рядом с ней как-то неловко, несвободно сидела Толпон — жена Макара Целовальникова. Смуглое лицо было желтовато-бледным, не по-женски широкие брови, сросшиеся на переносье, придавали ей вид грозный, недовольный, что не вязалось с ее робкими жестами и движениями. Рядом стояла девочка лет трех, облокачиваясь на материнские колени. Она любопытно поглядывала по сторонам, заметив что-то необычное, тянулась к уху матери, шептала усердно, показывая пальцем на предмет своего любопытства.

Только теперь, глядя на девочку, поняла Алла всю глубину потери. До этих пор, казалось, глухая ко всему и бесчувственная, она вздрогнула, как от неожиданного удара, закрыла лицо руками, со стоном разрыдалась. Это вывело окружающих из оцепенения, все повернулись к ней удивленно, подошедшие офицеры начали утешать ее, открыли пузырек корвалола, подали стакан воды. Она от лекарства отказалась, отпив из стакана, поблагодарила озабоченных военных людей, пришла в себя.