Великаньи забавы - страница 16
Молодой штурман Иван Дмитриевич Филичев не уходил с мостика, выискивая в бинокль разводья и полыньи. Он впервые плыл Северным морским путём и очень старался.
Обойдя многолетнюю стамуху, возвышавшуюся меж обычных торосов серой скалой, «Адмирал Макаров» с разгону врезался к широкое ледяное поле.
Филичев скомандовал «полный назад», намереваясь повторить удар, чтобы расколоть льдину. Но вдруг его высокая худощавая фигура перегнулась под прямым углом. Опершись локтями о борт, штурман разглядывал что-то в бинокль.
— Морж, — пробормотал он вслух. — Нет. Пожалуй, шлюпка…
Загляделся и вахтенный матрос.
— Для моржа больно велик.
— Да это же кит! — воскликнул от неожиданной догадки штурман.
— Кит? На льду?! — опять усомнился вахтенный.
— Вероятно, мёртвый, — неуверенно протянул Филичев, так как отроду не видел китов — ни живых, ни мёртвых, и передал бинокль матросу. — Ну как?
— Похоже.
Штурман доложил по телефону капитану. Тот вышел на мостик и сразу подтвердил:
— Конечно, кит!
— Возьмём на таран! — обрадовался вахтенный. — Курс-то прямо на него.
Но капитан скомандовал:
— Лево на борт! — И перевёл ручку машинного телеграфа на «стоп».
Из кают на палубу высыпали любопытствующие.
— Что случилось?!
— Кит дорогу перегородил.
— Какой ещё кит? Мерзлота кругом.
— Глазам своим, что ли, не верить?..
— Вот бы к нам на Врангель забрать, на всю зимовку корм собакам.
— Подбитый, наверное, вот и за…
Пассажир хотел сказать «замёрз», но застыл на полуслове…
Многотонная двадцатиметровая туша, лежавшая до того недвижимо, на виду у всех вильнула хвостом, подскочила и плюхнулась на лёд. Ещё раз! И ещё!!!
Все уставились на этот странный «танец».
— Так насмерть разбиться можно. Больной, что ли?
— Скажите! Прыжки-то вон какие.
— Тогда припадочный…
— Десять… двенадцать… четырнадцать… — считал Филичев прыжки. На шестнадцатом проглотил конец слова: на том месте, где бился кит, взвился фонтан воды. Когда плеск улёгся, морской великан исчез.
Филичев вопросительно посмотрел на капитана.
— Разберитесь! — коротко приказал тот.
Выбросили за борт шторм-трап. Штурман, за ним несколько моряков спустились с корабля на лёд и, перебираясь через торосы, подбежали к загадочному месту.
В небольшой ледяной ложбине, где несколько минут назад «лежал припадочный» кит, ещё волновалась свежая полынья. Великан пробил лёд своим телом и ушёл в морские глубины. Это было очевидно.
Но как же он попал наверх?
— На солнышко вылез погреться, — пошутил кто-то.
— Да тут две льдины! — разглядел Филичев сквозь слой воды синеющие кромки тесно сблизившихся льдин.
Обо всём увиденном подробно доложили капитану.
— Ясно! — ответил он. — Кит плавал в разводье. Льды начали сходиться. Сначала подводной частью — она всегда много шире видимой, которая находится под солнцем и быстрей разъедается теплом, ветрами и дождями. Соединились глыбы внизу — кит и оказался, как в корыте, в ловушке. Потом новое сжатие — и великан совсем был вытеснен из воды.
— Тварь, а с соображением: ведь додумался лёд своим весом пробить.
— Сто пятьдесят тонн! — заметил между прочим капитан. И продолжал задумчиво: — Возможно, инстинкт или у белух научился. Только белухи-то пробивают молодой лёд, чтобы глотнуть воздуха — снизу, мордой. У них на носу наросты — твёрдые, как кувалды…
О потерянной добыче никто не жалел.
ДВОЕ В ТУНДРЕ
Встреча
Весна на юге или на севере — всё равно весна. Пришли она и в Олюторскую тундру. Снег сделался иссиня-ноздреватым, осел, затемнели склоны сопок, повылазили на солнцепеках макушки кочек. В низинах появились каюлы — глубокие провалы, наполненные коричневой густой водой.
Спустись с дола к речке Апука-ваям и приложи к урезу берега ухо — услышишь, как под снегом перезваниваются невидимые весенние струны: тундра оттаивает.
Спеша выбирается к солнцу, взламывая наст, кедровым стланик. Его хвоя, заморённая восьмимесячным затворничеством, дышит, дышит, наполняя тундру смоляным благоуханием…
Одиннадцатилетний парнишка, с чёрными глазами-щелками и чуть приплюснутым носом, ходко топал по берегу Ануки, по плотному майскому насту. На торбасах, на кухлянке, как прошлогодняя брусника, мелькал красный бисер. Прижатая локтями поперёк спины длинная палка свидетельствовала, что это коренной житель тундры: так всегда ходят пастухи в дальнюю дорогу — грудь развёртывается шире, глубже дышится. И с палкой легче забираться на склоны холмов, прыгать через каюлы, отбиваться от волков.