Великая мать любви - страница 11

– What are you doing, Marco?![13] – закричала она. – What are you doing?

– Молчи, – сказал я. – Я хорошо тебе «дуинг». Помнишь вашу американскую поговорку «Если не можешь избежать насилия, расслабься и получи удовольствие»? – На то, что я не Марко, я не стал ей указывать, поймет сама. Да и какая, в сущности, разница?

Рациональная, почти профессор, она преодолела страх или отвращение к мужчине и втянулась в то, чем мы занимались. Может быть, и лесбиянка, но она оказалась на высоте, никакой скидки ей давать не пришлось. В некоторой ее неуклюжести был определенный шарм. У больших женщин хороши ноги и зады. И вот я с большим удовольствием лежал меж высоких ног великанши. Эрудит, я вспомнил соответствующие строчки Бодлера. Я решил доказать ей, что никакое лесбийское удовольствие не может сравниться с сексом с мужчиной. Я не считаю себя сверхсамцом, и у меня случаются срывы, есть моменты в моей жизни, которые мне стыдно вспоминать, но в ту ночь я был в хорошей форме. В лучшей, кстати сказать, чем с Сержантом.

К утру я замучил ее, заездил, у нее заметно обострились скулы. В порыве благодарности и откровения она призналась мне, что ее дедушка был поляком и что она не спала с мужчиной семь лет! Уже одевшись, я, из хулиганства поставив ее в дог-позицию, выебал ее толстой красной свечой, оказавшейся на неиспользуемом ею пыльном камине, и она получила, к моему недоумению, быстрый и могучий оргазм, взвыв, как прижженная сигаретой обезьяна. Размякшую и мокрую, как после бани, я оставил ее отсыпаться, а сам суперменом пошел меж заборов отстраивавшегося Ле Халля, размышляя о том, что секс есть не только биологическая операция, но и единственный доступ к нормальной жизни. Что сексуальные отношения дают право на прикосновения, на переплетение телами. В то время как в безлюбовные периоды человек бродит на дистанции, как холодное небесное тело…

Вечером позвонила Изабель.

– Эдвард? – И она замолчала. Во время этой паузы я уже понял, чего она хочет. – Я рядом с тобой, у Бобура. Покупала рождественские подарки. Я могу к тебе зайти? Ты не занят?

– Разумеется, – сказал я. – Я буду рад. Только у меня ничего нет выпить. Есть марихуана.

– Я куплю вина, – сказала она.

Я открыл ей, и мы обнялись. У нее был, как я уже отметил, крупноватый нос. Поцелуй ее заставлял догадываться, что она занимается этими делами серьезно, глубоко и профессионально. И что другие ее actions[14] в этой жизни второстепенны. Она захлопнула дверь ногою, и мы, пятясь, свалились на матрац.

Далее я хотел бы накатать на полсотни страниц лекцию о сравнительном качестве женских задов и ляжек, но грубый писатель-профессионал во мне затаптывает нежного любовника, потому ограничусь указанием на то, что у латиноамериканки было обыкновенное, чуть рахитичное тело женщины из слаборазвитой страны. Зад грушей, худые ноги, уставшие, опустившиеся крупные груди с несвежими сосками (их усосала рыжая!). Но, как неподвижное бревно спрятавшейся в ил электрической рыбы аккумулирует в себя энергию электрическую, Изабель аккумулировала дичайшее количество энергии сексуальной. На Изабель следовало не смотреть, но трогать ее. Любовь она делала грустно, сумрачно, депрессивно, как, может быть, ее католические прабабушки оплакивали Христа или погибших в очередной резне маленьких своих мужчин с красными дырами в белых рубахах, босиком лежащих в зале маленькой церкви. В моменты оргазмов Изабель плакала.

Он позвонил ночью. Марко, ее муж. Закутавшись в хозяйкино ватное одеяло, мы поедали оставшийся еще с нашествия Сержанта паштет. Он сказал:

– Добрый вечер, Эдвард. Как вы там, все хорошо?

– Да, – сказал я. – Все прекрасно. – Мне было не совсем понятно, что он имеет в виду. Мой секс с его женой? Подобные вещи меня не удивляли уже много лет, однако то, что мужья не только не возражают, чтобы их жены делали любовь с другими мужчинами, но и хотят беседовать с этими мужчинами, меня удивило. – Ты хочешь говорить с Изабель, Марко? – предложил я.

– Да, если можно, – сказал он ласково.

Она улыбнулась и высвободила из-под одеяла голую руку: