Великая роль. Король Густав III, играющий самого себя - страница 14

Дабы вернуть Швеции ее старую свободу, надо восстановить ее старые законы или по крайней мере в новых законах следовать принципам, которые прежде делали Швецию счастливой и уважаемой. Это можно было бы осуществить путем учреждения двух государственных властей, предписав им границы, которые они не имеют права нарушать. Одна власть — законодательная, она принадлежит нации; вторая — исполнительная и принадлежит королю. Совет не должен быть ничем иным, как королевским советом, и должен работать под его государственной властью. Конституция должна быть сведена в краткие статьи. Король один будет управлять государством. Риксрод будет помогать ему и советовать, но не править, а голос короля всегда будет решающим. Сословия никогда не должны будут возражать против того, чтобы собраться, если король созывает их. Встреча сословий никогда не должна длиться дольше трех месяцев. Лишь совет обладает правом облагать народ налогами, в том числе чрезвычайными, а также устанавливать законы с согласия короля. Поскольку члены совета будут лишь королевскими советчиками и представителями сословий, они будут назначаться и королем, и сословиями. Король будет предлагать по три кандидата на каждое место в совете, сословия — проводить голосование по этим кандидатурам, и затем король назначит тех, кто набрал наибольшее количество голосов. Члены совета не могут быть отставлены от должности или лицензироваться без согласия и короля, и сословий. Одного из членов совета король назначает президентом канцелярии. Только королем будут решаться вопросы о переговорах с иностранными державами, о войне и мире, а также об экономическом регулировании — возможно, с учетом положения в других странах. Все правовые вопросы должны быть, как прежде, доверены королю, который сообразуется с мнением совета, между тем как право помилования принадлежит только королю. Ни одно частное лицо не может быть арестовано и заключено в тюрьму без законных на то оснований и обвинения; никто не может быть предан какому-либо иному суду, чем тот, под юрисдикцией которого данное лицо находится по закону. Предлагаемый тем самым основной закон должен соблюдаться «religieusement»[13] и не может быть изменен ни в каком отношении ни королем, ни сословиями.

Нетрудно констатировать, во-первых, что конституция, набросанная Густавом, не продумана последовательно; во-вторых, что почти вся полнота власти переходит в королевские руки, несмотря на принципиальное учение о разделении властей и заботе о свободе, которая определена как сам фундамент здравой и приемлемой конституции. В ее написанном по-шведски черновике, датированном 15 ноября, имеется важное отличие от того текста, который был разработан для Модена. Один параграф гласит: «Сословиям государства принадлежит право определять размер повинностей и чрезвычайных налогов, а также принимать законы». Вычеркнутый параграф соответствует и законам природы по Мерсье, и принципу разделения законодательной и исполнительной власти, который Густав считал столь необходимым. Но во французском тексте совет, который был так крепко привязан к королю как его совещательный орган и который набирался из группы людей, избранных королем, получил и власть налогообложения, и законодательную; последнюю совместно с королем. Нелегко сказать, чем было вызвано это фундаментальное изменение; возможно, важную роль сыграла необходимость убедить посланника единовластного французского монарха. По-прежнему остается впечатление неуверенности Густава в этой его первой кризисной политической ситуации. Это впечатление усиливается его способом представления Модену конституционной истории Швеции в отдельном маленьком сочинении. Из старых шведских законов, которые надлежало восстановить, Густав недооценивал форму правления 1634 года, которая не была совсем временной, предназначенной лишь для периода опекунского правления, — и это несмотря на то, что Густав II Адольф и Аксель Уксеншерна всегда являлись для Густава примерами для подражания. Но форма правления 1634 года была слишком аристократической для Швеции именно в конце ноября 1768 года. Однако монархические мечтания взяли в молодом кронпринце верх.