Великие шпионы - страница 5

стр.

— Кто вы? — явно напряженным тоном осведомился он.

Я сказал, что Енке поручил мне переговорить с ним. Он кивнул с явным облегчением, судя по выражению лица, которое я теперь хорошо видел в свете лампы.

На вид ему было лет пятьдесят. Густые черные волосы зачесаны над довольно высоким лбом. Взгляд темных глаз беспрерывно метался то на дверь, то на меня. Выступающий подбородок, короткий бесформенный нос. В общем, не очень привлекательная внешность. Позднее, когда я уже хорошо знал его, мне пришла в голову мысль, что он похож на циркового клоуна без грима человек, привыкший скрывать свои истинные чувства.

Настало молчание, видимо, не столь долгое, как мне показалось. Мы напряженно всматривались друг в друга. «Кто это может быть, черт побери? — думал я. — Он определенно не дипломат».

Я сел и жестом показал ему на стул. Он же подошел к двери, распахнул ее, затем бесшумно закрыл и с облегчением вернулся в кресло, где сидел. Выглядел он действительно странно.

Затем заговорил на ломаном французском, слегка запинаясь:

— У меня есть предложение, как это по-вашему, пропозиция, предложение для немцев. Но прежде чем скажу, прошу дать мне слово, что вы, примете мое предложение или нет, никому не скажете, кроме вашего начальника. Если вы проболтаетесь, не жить и нам, не только мне. Я за этим прослежу.

Свои слова он сопроводил неприятным, по и недвусмысленным жестом, проведя рукой по горлу.

— Так вы даете слово?

— Конечно, даю. Если бы я не умел хранить тайны, меня бы здесь не было. Пожалуйста, рассказывайте, что вы хотите.

Я сделал вид, что озабоченно смотрю на часы. Он тут же отреагировал.

— Вы мне уделите очень много времени, когда узнаете, зачем я здесь. Мое предложение чрезвычайно важно для вашего правительства. Я…

Он смолк, и я мог лишь догадываться, то ли он не справляется с французским языком, то ли испытывает мою реакцию.

— Я могу дать вам совершенно секретные бумаги, секретнее не бывает.

После новой паузы он добавил:

— Бумаги прямо из английского посольства. Ну? Вам это интересно, правда?

Я изо всех сил старался сохранить безучастный вид. Первой моей мыслью было, что это мелкий жулик, который ищет легкого заработка. Надо быть осторожным. Видимо, он догадался, о чем я думаю, потому что сказал:

— Но я хочу за них деньги, много денег. Моя работа опасная, как понимаете, и если меня поймают…

Он снова отвратительным жестом провел по горлу, хотя теперь уже не в мой адрес.

— У вас же есть средства на такие вещи, разве нет? Или у вашего посла? Вы их получаете от своего правительства. Я хочу двадцать тысяч фунтов, английских фунтов стерлингов.

— Чепуха, — отрезал я. — Об этом не может быть и речи. Мы не располагаем такими суммами. Тем более в фунтах. За такие деньги вы должны предоставить что-то действительно выдающееся. И потом, для начала я должен видеть эти ваши бумаги. Вы их принесли?

Он откинулся, и его лицо снова скрылось в тени. Теперь я привык к полумраку и мог наблюдать за выражением его лица. На нем, как мне показалось, застыла улыбка превосходства. Я не знал, что сказать. В конце концов, я понятия не имел, кто он такой, знал только, что он требует немыслимую сумму за документы, якобы происходящие из английского посольства. Я молчал, и некоторое время спустя он заговорил снова.

— Я не дурак. Я многие годы готовился к этому дню. И все продумал. Теперь пришло время действовать. Я вам назову свои условия. Если вы согласитесь, очень хорошо. Если нет…

Он подался вперед, снова под свет лампы, и левой рукой указал в сторону наглухо зашторенного окна.

— …Если нет, то посмотрю, не захотят ли купить мои документы вон там.

Рука его показывала в направлении советского посольства. После новой паузы он прошипел:

Понимаете ли, я ненавижу англичан.

Не помню, что именно я ему ответил, но уверен, что именно в этот момент мне впервые пришло в голову, что этот человек, может быть, и не мошенник. Фанатик? Но уж очень много запрашивает.

Я предложил ему сигарету, которую он с благодарностью принял, сделал несколько глубоких затяжек и загасил. Потом поднялся и снова подошел к двери проверить, не подслушивают ли нас. Вернувшись, он выпрямился передо мной. Я тоже встал.