Великий Бенин - страница 12

Такие головы мы называем «ухув-элао» — «череп предка» — и делаем их для того, чтобы было где жить духу, когда умрет тело. Игве-Ига украсил ухув-элао бивнем слона, которого он сам убил. Потом мастер сделал ухув-элао матери обба, лицо которой было прекрасно, как утренняя заря. Эти ухув-элао стоят на алтаре предков во дворце Великого, и все, кто видел их, говорят, что нет замечательней голов, в которые когда-либо вселялись души умерших. Игве-Ига жил сто лет и еще двадцать и учил людей Бенина своим тайнам. Когда же он увидел, что люди нашей страны научились лить звонкую и блестящую бронзу, он радостно вздохнул и ушел в страну духов, потому что он был из их мира». И теперь все литейщики, прежде чем приступить к большой работе, просят Игве-Ига об удаче. И ты не забудь приносить ему жертвы… Так-то, мальчик.

Жороми кивнул, боясь нарушить молчание, которое наступило вслед за рассказом старика. Каждый думал о том далеком времени, когда Первый Мастер учил их прадедов лить металл.

— Ну что же, пора работать, — Осунде отодвинул в сторону свою скамеечку, и все последовали его примеру.

Жороми заметил, что, несмотря на молодость Осунде, в мастерской к нему относятся с почтением. «Вот какой у меня учитель», — гордо подумал он и счастливыми глазами посмотрел на Осунде. Мастер улыбнулся и ласково погладил мальчика по голове:

— Ну, а мы с тобой пойдем к печам, где огонь топит воск и делает металл жидким.

Осунде и Жороми, державший в руках глиняную болванку, вышли во двор. Огромный солнечный шар неподвижно висел в середине неба, и его лучи нестерпимо накалили воздух. Печи, в которые рабы подбрасывали древесный уголь, изрыгали жар. Но ни мальчик, ни Осунде, взволнованные предстоящей работой, не замечали зноя.

Мастер поставил болванку в раскаленную печь. Через некоторое время он щипцами вынул ее и опрокинул над тазом с водой. Мальчик с жалостью смотрел, как через круглое отверстие на груди петуха вытекал воск. Он лился прозрачной желтой струей и падал в воду. То, что недавно было птицей, превратилось в нелепую бесформенную лепешку.

Тем временем в руках Осунде очутился большой ковш с расправленной бронзой, он начал лить в форму металл.

— Главное, — не отрывая глаз от болванки, проговорил мастер, — чтобы металл заполнил форму целиком, иначе петух останется без ноги или без хвоста.

Наконец ковш замер в воздухе, и Жороми понял, что форма заполнена. Подоспевшие рабы взяли ковш из рук юноши и вылили остатки металла в тигель.

Осунде выпрямился. Его черная кожа, освещенная пламенем печи, казалась красной, ровные белые зубы сверкали, в глазах вспыхивали красные огни.

«Должно быть, так выглядел Игве-Ига, когда он был молодым», — подумал мальчик.

— Ну, вот ты видел, как это делается, — сказал Осунде. — а что получилось, мы узнаем завтра.

— Завтра? Почему? Разве ты не покажешь мне сейчас, сегодня?

— Ты все спешишь. Металл должен стать холодным, как вода в роднике. Металл остывает ночью. Ему нельзя мешать. Завтра мы разобьем глиняные стенки, увидим нашу работу. А сейчас пора домой.

Дворец царя велик, как город Гарлем, и обнесен вокруг особой стеной, кроме той, которой обнесен город.

Даппер, голландский историк XVII века.

На другой день, чуть свет, Жороми был в мастерской. Он пришел первым, если не считать рабов, которые уже приступили к работе.

— Счастливого дня, — вежливо поздоровался мальчик и подумал при этом: «Хоть они и рабы и их бедра опоясаны грязными тряпками, но зато они помогают мастерам в удивительной литейной работе». Жороми вынес из помещения скамеечку и сел около бесформенного кома глины, внутри которого, как орех в скорлупе, спряталась бронзовая птица. Отсюда были хорошо видны ворота.

Наконец показался Осунде. Жороми со всех ног бросился ему навстречу, и теперь они вдвоем, высокий Осунде и едва достававший ему до пояса мальчик, приблизились к форме. Жороми чувствовал, что мастер волнуется, и ему было понятно это волнение.

Вдруг металл не заполнил форму или сама форма покривилась в обжиге? Приплясывая от нетерпения, мальчик подал Осунде большой деревянный молоток, и, прежде чем Жороми успел вскрикнуть, мастер, размахнувшись, с силой ударил по форме. Глина треснула и медленно, словно нехотя, развалилась на части. Осунде, отбросив в сторону молоток, вытащил из-под обломков формы бронзовую птицу и поднял ее кверху. Жороми замер, восхищенный: петух, певец зари, горделиво закинул украшенную гребнем голову. Казалось, он готовился пропеть утреннюю песнь.