Великий Бенин - страница 13
Подержав некоторое время птицу на уровне своих глаз, Осунде опустил ее на землю. Петух твердо встал на крепкие толстые ноги. Его выпуклые глаза смотрели грозно, гребень был поднят — настоящая боевая птица.
Старый мастер, тот, что рассказал Жороми историю Игве-Ига, похлопал Осунде по плечу, да и другие мастера одобрительными восклицаниями приветствовали появление на свет бронзовой птицы. Осунде не пытался скрыть охватившую его радость — его зубы сверкали в улыбке. Но вот к группе мастеров приблизился Усама. Все замолчали. Мнение главного литейщика было непререкаемым среди мастеров. Главный мастер не только знал тайны бронзы, но и умел подметить такие дефекты литья, которые ускользали от менее опытных глаз. Усама взял в руки птицу, тщательно осмотрел ее со всех сторон, провел пальцами по гладкой поверхности металла и так же, как ранее Осунде, поднял петуха вверх. Мастера, затаив дыхание, следили за главным мастером. А он, не глядя ни на кого, продолжал держать птицу на вытянутых руках. Очарованному Жороми снова показалось, что петух встряхнул высоким гребнем, готовясь пропеть утреннюю песню.
— Скажи, что ты видишь, Усама? — не выдержав, спросил Осунде.
— Птица удалась, — передавая Осунде петуха, неторопливо проговорил главный мастер. — Металл был послушен тебе и хорошо повторил форму. Я хвалю тебя, а ты похвали бронзу — укрась ее узорами. Сделай хвост, крылья и грудь птицы такими, чтобы, глядя на них, каждый вспомнил, как переливаются на солнце синие, красные и зеленые перья петуха. Делай.
Осунде, прижимая птицу к груди, как ребенка, радостно кивнул головой. Похвала главного мастера была высокой наградой, и ее удостаивались немногие. Жороми был доволен не меньше молодого мастера. Он переводил счастливые глаза с отца на Осунде, и ему казалось, что никогда он не любил отца так сильно, как сейчас, когда тот похвалил его учителя. Стоявшие рядом литейщики улыбались, всех вдруг охватило праздничное настроение.
— Почему не работаете? — не громко, но зло произнес чей-то голос за спиной мастеров.
Литейщики обернулись. К их группе незаметно приблизился маленький, кривоногий человечек.
— Кто это? — тихонько спросил Жороми, с удивлением глядя на многочисленные браслеты, почти сплошь закрывавшие руки и ноги неказистого, но, очевидно, важного незнакомца.
— Он здесь самый главный, — шепотом ответил мальчику старый мастер. — Обба Эвуаре поставил его наблюдать за нашей работой.
Мастера хмуро поклонились кривоногому и, не глядя друг на друга, отправились в рабочие помещения. На месте остались только Усама, Осунде и Жороми, не знавший, должен ли он последовать за мастерами или быть рядом со своим учителем.
— Не сердись, господин, — сказал Усама. — Осунде сделал птицу, равной которой еще не было во дворце Великого. Мы радовались, глядя на нее.
— А, ну хорошо, хорошо, — человечек едва взглянул на петуха и сразу же отвел глаза в сторону.
Жороми заметил, что глаза начальника литейщиков ни на чем не задерживались подолгу и все время перебегали с предмета на предмет. То он смотрел куда-то себе под ноги, то его взгляд устремлялся к резным браслетам, то к собственным пальцам, которые теребили край расшитого раковинами набедренника. Странным был этот человечек, и слова как-то нескладно вылетали из его рта.
— Я пришел сюда за тобой, Усама, — говорил он. — Мы пойдем. Ты должен идти во дворец. Там будут люди белого цвета. Великий обба хочет, чтобы изобразили в бронзе белых людей, как они пришли, как он принимает их в своем дворце. Ты сам увидишь этих удивительных людей и сделаешь их из бронзы. Слугу можешь взять с собой, — думая, что Жороми является слугой Усамы, начальник скосил глаза в сторону мальчика. — Возьми, пусть несет твой веер.
Вскоре начальник литейщиков, переваливаясь на коротких ножках, ковылял по утрамбованной земле первого двора, окружавшего дворец обба. За ним на почтительном расстоянии следовал Усама, не утративший даже здесь, во дворце Великого, своей важной поступи. Последним шел Жороми.
Мальчик был счастлив. Разве смел он мечтать, что когда-нибудь собственным глазами увидит все эти прекрасные здания, расположившиеся в строгом порядке посреди огромного двора. На остроконечных башенках крыш стояли бронзовые петухи. От одного строения к другому перекинулись крытые галереи, возведенные на резных столбах.