Великий Моурави 4 - страница 38

подвергать Картли бессмысленной опасности... Даже Шадиман возмущен. Лазутчики

уверяют: "змеиный" князь и на порог не допускает владетелей. Через решетку им

кричит: "Саакадзе хоть за азнауров старается, а вы за какую цену лобызаете цаги

кахетинскому царю?" Квели Церетели и Магаладзе службу мне променяли на выезды в

Телави и, нет сомнения, доносят царю "о безумных действиях плебея Саакадзе"... Я

тоже уважаю Шадимана, - он хоть за княжеское сословие со мной дерется, а они за

какой песок? Мелкие люди!.. Да, шаг верный: если будет нужда, придется Теймураза

натравить на Шадимана, отвлечь внимание опасностью существования царя-

магометанина Симона. Лишь страх за свое царствование может отвратить мысли

Теймураза от бессмысленного вызова Ирану... Русудан радуется. Празднество в

Носте даст мне возможность, не вызывая подозрения у Теймураза, сговориться о

дальнейшем и с дружественными князьями, и с купечеством, и с амкарами, главное -

с азнаурами. Всех здесь в одной деснице должен держать. В нашем сговоре сила

сопротивления строптивому царю. А вместо печати поставлю пушки. Лишь бы поездка

Дато и Гиви увенчалась успехом".

Он стоял над самой крутизной, устремив взор на север. В бело-голубом

мареве расплывчато вырисовывался Казбек.

Там пролегал путь в Русию, далекий, таинственный. И туда стремительно,

словно тучи в бурю, проносились мысли, но их сковывало пространство и время.

- Скорей! Скорей! - хотелось крикнуть Георгию.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Медленно, словно густой мед из узкого горлышка кувшина, текло время.

Более двух часов расспрашивал Иван Грамотин архиепископа Феодосия и, посулив

скорый прием у царя и патриарха, отбыл с Казенного двора. Томились в Посольской

палате грузинские послы. Ожидание становилось тягостным, и время уже походило не

на мед, а на застывшую смолу, в которой, как представлялось архимандриту

Арсению, он увяз по голову. Но в тот миг, когда архимандрит силился разомкнуть

веки, появился пристав с неподвижным лицом.

На вопросы, касающиеся дел посольства, пристав не отвечал, но отвел

"барсов" в сторону и принялся развлекать их описанием Ливорно, куда ездил с

московским посольством: тамошние женщины не токмо оголтело приглашают мужчин на

танец, но и в карты дуются, да еще таким кушем, что менее дубла у них и монеты в

ходу нет.

Соблюдая наказ царя Теймураза, Феодосий всеми мерами старался держать в

тени опасного Дато, прославленного минбаши и дипломата, ближайшего помощника

Великого Моурави, и сейчас недовольно прислушивался к раскатистому смеху,

доносившемуся из того угла, где высился поставец с затейливыми итальянскими

вазами.

Наконец, часа за три до вечера, вошли молодые бояре и просили послов

следовать за ними. Осеняя себя крестным знамением, архиепископ, следуя за

боярами, призывал на помощь иверскую богородицу.

Минуя Благовещенскую паперть, послы пересекли Соборную площадь и подошли

к Золотой палате. Феодосию почудилось, что на него надвинулись белокаменным

кольцом множество церквей с роскошными куполами, башенки, расписанные сине-

красно-зелеными узорами. Он украдкой оглянулся на спутников, восторг и умиление

озаряли их лица.

У парадного крыльца, встречая грузинское посольство, толпились дворяне и

приказные люди в чистом платье. На нижних ступеньках красовались "жильцы", а на

верхних, блистая праздничным нарядом, дети боярские.

Когда архиепископ Феодосий со свитой вступил под широкие своды Золотой

палаты, его охватило чувство радости и покоя: с помощью господа он достиг

живительного источника, способного исцелить раны Кахети.

Дато закрыл и снова открыл глаза: где он? Не сон ли? Не из раскрашенного

ли льда шлемообразные своды стен? Не ковер ли самолет с пестрыми разводами

двигается по полу? А за меховыми шапками, на тканых обоях, будто в красной

дымке, - конные воины вскинули копья и знамена. Вот-вот затрубит труба и кони

понесут всадников на битву. А окна - может, из тонкого леденца? А свисающий

светильник - не из заснеженного ли серебра? И над всем возвышается бледноликий