Великий Моурави 4 - страница 47
мальчишке, глазеющему на грузин. Или все же осчастливить Димитрия шапкой на
зайцах?
Понравился Дато и "Служебник" с заставками, нарисованными во всю страницу
по золоту разными красками, с подписью на обороте: "Мазал Андривина
многогрешный".
Польщенный заинтересованностью грузина русскими книгами, толмач снял с
прилавка "Песню о воеводе Михаиле Васильеве Скопине-Шуйском", "О нижегородском
ополчении Минина" и задержал внимание Дато на "Первом казачьем написании о
покорении Сибири". С помощью продавца раскатав свиток, толмач, подражая казакам,
басил: "Было у Ермака два сверстника - Иван Кольцо, Иван Гроза, Богдан Брязга и
выборных есаулов четыре человека, то ж и полковых писарей, трубачи и сурначи,
литаврщики и барабанщики, сотники и пятидесятники, и десятники с рядовыми, и
знаменщики чином, да три попа, да старец бродяга..."
Дато, не торгуясь, поспешил купить написание о походах Ермака, тут же
решив, что архидьякон Кирилл переведет книгу на греческий, а Бежан Саакадзе с
греческого на грузинский, дабы он, Дато, мог преподнести боевые сказания Георгию
Саакадзе на память о Руси.
Только сейчас Дато заметил, что возле лавчонок и ларьков собралось много
покупателей. Толмач разъяснил, что здесь толпятся пожилые дворяне в темных
одеждах, строгие дьяки, любопытные мамушки, стрелецкие начальники, лекари,
летописцы.
Искоса взглянув на скучающего Гиви, толмач предложил грузинам пройти
повеселиться к Поповскому крестцу. Сначала Дато показалось, что он попал на
шутовство. Окруженные гогочущим народом, дрались в кровь священники. В воздухе
мелькали кулачищи, жилистые, синеватые, красные. Здесь и там слышалось кряканье,
забористая ругань, сопенье.
Весело взирая на кулачный бой, толмач с удовольствием пояснял, что
лупцуют друг друга попы безместные, попы-наймиты - то есть те, которые не имеют
прихода. Их нанимает народ победней служить литургию или молебен, а в ожидании
оных они меж собою бранятся и укоризны чинят скаредные и смехотворные. Вот этот,
видно, перебил у того церковную службу, ну и пошла потасовка.
Затрезвонили колокола, подвешенные на столбах под кремлевской стеной.
Старухи в черных платках рьяно торговались с попами. Здоровенный поп в
изодранной рясе горланил, заглушая колокола:
- Всюду прелесть сама себя ослепляет! Торгуйся скупо, а расплачивайся
таровато!
Дьякон с взъерошенными волосами, подобрав рясу, вторил замогильным
голосом:
- Проповедую Иерусалима радость! Ликуйте, люди града божия! Взыграйте,
врата и стены Сиона!
Попик с редкой бороденкой, трясущейся, как клок пакли на ветру, наступал
на степенного купца, который, оторопев, тяжело пятился в своей пудовой шубе на
куницах.
- Бесчиние творишь, лихоимец! - наседал с кулачонками попик. -
Заторговался, пес ярмарочный! За поминовение души христианской - алтын с
гривной! Христопродавец! Пакость вселенская! Голопуп!
- Не сходно - не сходись, а на торг не сердись! - отмахивался шапкой
купец. - Тьфу! И взапрямь: ехал Пахом за попом, да убился о пень лбом!..
- Не скупись, вдовица! - рявкнул высокий дьякон, похожий на оглоблю,
поднося ко рту калач. - Прибавляй, а то закушу!
- Ну и пускай кушает, может, голодный? - посочувствовал Гиви, выслушав
перевод толмача.
Но толмач разъяснил, что обедня угодна богу, когда ее служит поп натощак,
а проглотит хоть крошку - сила из молитвы как пар рассеется.
- Блаженна будешь, - не унимался дьякон, - накинь на свечку! Спасешься от
блуда и прелюбодеяния! Аминь! - И крякнул от удовольствия, уставившись на крутую
грудь вспыхнувшей вдовицы.
- Ух, чтоб тебе ни дна, ни покрышки!
- Вспомянем об антихристе - и о воскресении из мертвых! - увещал
всхлипывавшую женку поп в железной шляпе, с медной иконкой на голой груди,
потрясая цепями. - И яко суетно житие человеческое, и яко смерть сон и от трудов
покой есть. Приближается время покаяния, все же настают дни очищения!..
Вдруг откуда-то хлынула толпа. Кто-то загоготал, кто-то свистнул. Стуча
колодками, высыпали "воровские люди". Толмач словоохотливо разъяснил: