Великий Моурави 4 - страница 48
- А люди они сермяжные, бежали от кабалы, кормились в мире; служили в
разруху где-то с казаками, а показаковав, били царю челом, да поплатились
ребром...
Влекомых толпой Дато и Гиви словно прибоем выплеснуло на Варварский
крестец.
Решительно уцепившись за почерневший столб деревянной звонницы в виде
гриба, "барсы" чуть не сбили с ног дородистых монахинь, жаривших на выносных
очадях блины и оладьи и бойко ими торговавших.
Неожиданно над головами "барсов" рванулись колокола, и они едва успели
пригнуться. Чуть не задев Гиви лаптями, над ними, держась за длинную веревку, с
хохотом пронесся плосколицый звонарь с язвиной на правой щеке. Долетев до
бревенчатой площадки, он ловко перевернулся, вскинул к небу бороденку, задергал
четыре веревки, взнуздавшие медные языки, и, подмигивая красно-карим глазом,
стал приплясывать в такт трезвону:
- Эй, народ честной, царь-колокол что за колоколишка, погляди-ка на наши
колоколища! - И снова, с силой оттолкнувшись, метнулся в полет, а за ним -
разноголосый звон.
Но Гиви, успев отскочить, чуть не налетел на божедома, стоявшего перед
рядом открытых гробов. Надрываясь, божедом призывал опознать мертвецов, лежавших
в гробах, и взывал:
- Будьте жалостливы, подайте милостыню на погребение!
- Знаешь, Дато, - прошептал Гиви, - сколько сам живых ни убивал, а от
такого сон можно потерять.
- Бездомные мертвецы страшнее страшного, - вздохнул Дато.
- ...и теперь всяк сиротку изо-би-и-и-дит! - вопила над гробом
одутловатая женщина в рваном тулупе.
- А вот всякая кислядь! Пирожки с кашей!
- Огурчиков кому? Оближешь - рай увидишь!
- Гуси в гусли, утки в дудки, вороны в коробы, тараканы в барабаны! -
приплясывал тут же возле гробов гусляр, распахивая вишневый зипун и подбрасывая
черную шапку с пухом.
- Чтоб тебя иссушила скорбь неисцельная! - обрушилась на гусляра старуха,
смахивая с себя черную шапку с пухом. - Чтоб тебя сгрызла скудость последняя! -
И, не меняя голоса, затянула: - Подай кус Христа ради! Милостыня отверзает врата
рая! - Тыкая обрубком пальца на богданов - младенцев-подкидышей, ревущих в
стоящих перед ней лукошках, стала злобно в кого-то вглядываться, словно узрела
родителей подкидышей: - Каина сын батька, Каина дочь матка, подайте своему
дитятке! - И, плюнув кому-то вслед, заголосила: - Сердобольный народ, обернись
на горе: босы! наги! не прикрыты ниточкой! Брось в лукошко на пропитание
ангелочков, в рождении своем не повинных!
Едва успели "барсы" опустить горсть монет в лукошко, как им прямо в уши
загундосили калики перехожие: бродячие слепцы, певцы Лазаря и Алексея-человека
божия:
Как во го-o-po-де во Иеру-са-а-л-и-и-ме
Го-о-сподь бо-ог на змия раз-гне-е-ва-а-лся-а...
Откуда-то вынырнул лоточник, заломил шапку набекрень и завертел перед
щедрыми чужеземцами сахарных лебедей:
- Подкидывай деньгу в печь! Топи жарче!
Толмач вскинул руку, и вмиг, словно из-под земли, вырос караульный
стрелец и дал лоточнику по загривку.
На грудастом коне врезался в толпу дьяк Холопьего приказа, зашикал на
весь крестец, забасил:
- Кабальная девка Феколка, приноси богу покаяние, а государю вину свою!
Эй, православные, учиняю розыск! А снесла сия девка от Панова Буяна, человека
князя Ивана Васильевича Голицына, шапку золотную женскую, цена шапке пять
рублев, да крест золотой, да перстень золот с яхонтиком, да телогрею женскую
белью под дорогами под желтыми, нашивка - пуговки серебряны золочены, цена
десять рублев. А приметы ee: плосколика, нос вздернут, глаза красно-серы,
волосом брови русы, на правой щеке знамечко черненько, ростом средняя. На ней
шуба баранья одевальная да шапка желтая киндяшная на зайцах...
И откуда-то из толпы взлетел крик:
- От поклепа погибнуть вам, вороны! Взял меня Буян к себе во двор сильно!
Дьяк встрепенулся:
- Лови, ярыги! Держи!
Метнулась толпа. И сразу отступила.
Толкаясь и горланя, знакомый всем озорник Меркушка улюлюкал: