Великий Моурави 4 - страница 50

стр.

начало дружбы.

Широко улыбнулся Меркушка, тряхнул головой, буркнул: "Ладно, приду" - и

пошел вразвалку, без единственного кафтана, который беспечно бросил возле

пожарища.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Через амбразуру Квадратной башни просматривалось далекое предгорье. Серый

ветер гулял там, вздымая пыль на каменистой дороге. Казалось, что скачут

всадники, размахивая косматыми папахами. Но ветер отскакивал в сторону,

укладывалась пыль, и дорога вновь становилась пустынной.

Обдумывая переустройство азнаурской конницы в том случае, если прибудут

из Русии малые пушки, Георгий задержал шаги около амбразуры, взял из одного

колчана стрелу и вложил в другой. Так он вел счет времени с того дня, когда Дато

и Гиви, приторочив к седлам скатанные бурки, выехали на Старогорийскую дорогу,

чтобы присоединиться к посольскому выезду царя Теймураза.

Счет был велик. Уже намечены линии новых укреплений вокруг Носте, на

площадках которых будут поставлены крепостные пушки с московским клеймом.

Обсуждая с самим собой грядущие дела, Саакадзе неизменно возвращался к

дням пира в честь Русудан.

Сословная неприязнь княжества к крестьянству была понятна. Обогащение

одних деревень за счет других было противоестественно. Сплоченность крестьян -

это крепость войска. Близятся битвы. И гнойники, вроде Лихи, должны быть вскрыты

вовремя и безжалостно.

Лихи! Мысли Георгия вновь и вновь обращались к дням пира. Он задумчиво

перебирал в колчане стрелы.

Порядком преподношения подарков руководила Хорешани. Уже два дня был

заперт большой зал, разукрашенный цветами, шелковыми подушками и коврами, а

привезенные подарки расположены строго по местам, где должны стоять дарители.

Подарок от Носте лежал на видном месте.

Едва взошло солнце, Хорешани с Маро, Магданой и Хварамзе разукрасили

тахту, предназначенную для Русудан, ветками цветущего миндаля, у изголовья

положили охапку благоухающих ранних роз. Чонгуристы, скрытые пестрой занавесью,

будут играть нежно, как того требовала весна...

Наконец настал желанный день; в зале собрались приехавшие гости и

выборные Носте.

Семья Беридзе из деревни Лихи держалась отдельно. В праздничных чохах,

перехваченных чеканными поясами, и в нарядных платьях с атласными поясными

лентами, они стремились показать, что они не простые глехи, а владетели

переправы на Куре, превращающие серебро струй в серебро монет. Держались они с

преувеличенным достоинством, но не слишком заносчиво, ибо помнили, что Носте

прославлено делами. Арсен прикрыл платком клетку, и говорящая птица там

беспрестанно что-то глухо бормотала. Беридзе решили сами поднести подарок: ведь

дед Димитрия может спутать, и Моурави не услышит их фамилии.

Но Иванэ явно предпочитал бурку. Он держался ближе к деду Димитрия: "Еще

Моурави подумает, что я горжусь подарком Беридзе". Очевидно поэтому он настоял,

чтобы с него взяли за дорогую шерсть увеличенный взнос, как с самого богатого,

хотя в Носте было много и богаче его.

Вышел мествире и в стихах, под напев гуда, прославил жену Великого

Моурави, красоту и ум Русудан - "лучшей из лучших". Вот она грядет, неся радость

друзьям. Одна Русудан умеет так войти, одна Русудан умеет так всем улыбаться и

сразу, легким движением руки, привлечь к себе сердца.

Подарки, с восхвалениями в стихах и с незамысловатыми пожеланиями,

грудами ложились у ног Русудан, а вышивки и кружева - вокруг нарядно убранной

тахты.

Настала очередь подарков от деревень. Вперед выступил Арсен. Пожелав

прекрасной госпоже многие годы радовать подданных, он горделиво заявил, что хотя

подарок от их семьи скромный, но такого не видел еще никто и не имеет даже ни

одна царица.

Предвкушая изумление гостей, Арсен с предельным изяществом опустил клетку

возле тахты и эффектно откинул платок. И тотчас весело воскликнул Автандил:

- Отец! В точности такой был у тебя! Помнишь, он ссорился со всеми

пятьюдесятью попугаями, но особенно ревновал тебя к розовому красавцу! -

Автандил приподнял клетку и выкрикнул по-персидски: - Селям!