Великий Моурави 5 - страница 47
для лазутчиков, если они
подслушивали, - Зураб спросил сторожа, застывшего на пороге, что означает
молчание в замке.
- Светлый князь, уехали все на дневной пир к Иса-хану. Радостное
известие получил хан: его царственная жена,
сестра шаха Аббаса, подарила ему дочь, ибо два сына уже у него есть. Царь надел
лучшие одежды и драгоценности; княгиня
Гульшари - трудно сказать, больше алмазами и жемчугом сверкала или глазами. Она
повезла подарки Иса-хану и его
женам. Андукапар тоже в праздничной чохе выехал, еще уже стал. Хосро-мирза
золотой меч прицепил, словно молния.
Только князь Шадиман скромную куладжу обновил мехом цвета лимона - совсем не для
пира.
Зураб терялся в догадках. Еще вчера не было разговора о пире. Правда,
за ним в баню любезно посылали, но никто
не повторил приглашения последовать в крепость. Что-то от него скрывают, надо
быть настороже. Может, умыслили
заманить в крепость и там запереть? Неспроста так обрядился Шадиман.
"Лицемеры!" От отвращения Зураб передернулся, полуобнажил меч и ударом
кулака вогнал его обратно в ножны.
И вдруг приказал собрать в Метехи пятьсот арагвинцев: он хочет проверить,
согласно ли его приказу одеты они и держат ли
наготове оружие.
А когда дружинники собрались во втором дворе Meтехи и, бряцая шашками,
выстроились в две линии, князь
тщательно осмотрел их и велел на ночь расположиться под окнами его покоев: утром
он хочет показать своих отборных
всадников Хосро-мирзе.
Не один Зураб, весь майдан всполошился. Изнемогшие от беспрерывных
распрей горожане почти радовались
пышной роскоши метехского поезда и встречали царя приветственными возгласами и
пожеланиями долголетия. Чуть было
не поддались ликованию и мелкие торговцы; "Может, торговать начнем?"
Но презрительные улыбки амкаров и недоверчивое покачивание головой
Вардана Мудрого тотчас охладили их пыл.
Все же майдан, как единое сердце торговли, чувствовал назревание каких-то
событий. Особенно встрепенулись купцы,
когда вдруг исчез Шадиман: вот только что ехал рядом с Хосро-мирзою, о чем-то
говорил, щурился - и вдруг исчез. Даже не
успели удивиться простоте его одежды, как он с конем, жарким, как мангал, и со
своим чубукчи, скользким, как лягушка,
точно в преисподнюю провалился! Многие перекрестились: "Уж не черт ли услужливо
разверз перед конем Барата землю?"
Почти то же предположил Шадиман, въезжая в ворота резиденции святого
отца. В палате, предназначенной для
мирских дел, было прохладно, отблески синих и малиновых лампад падали на пол,
как подкрашенные льдинки. Но
Шадиман приложил платок к вспотевшему лбу: "Словно в раскаленную печь лезу! -
иронически усмехнулся он. - И то
правда, разговор предстоит решительный".
По суховатой церемонии встречи Шадиман понял: ни в чем не уступят. И он
решил не просить ни о венчании
Симона в Мцхета, ни о помощи в прокормлении войска: ведь другие важные причины
привели его к вратам небесного
царства.
- Святой отец, - начал с главного Шадиман, и глаза его затуманились, -
нашей многострадальной Картли предстоит
великое испытание.
- Хуже, чем есть, не будет, - угрюмо проговорил католикос, откинувшись
на спинку черного кресла.
- Будет, ибо Саакадзе выпросил у султана Мурада войско. Нечестивых
агарян, как глаголете вы.
- Об этом известно мне, - против персов турки придут. Саакадзе
клянется: "Картли от янычар не пострадает!" Да
благословит бог узреть истребление турками персов и обратное! Так, во славу
господа, глаголем мы. Да сложат нечестивцы
головы на нашей раскаленной ненавистью к исконным врагам земле.
- Аминь! - прозвучало точно из стены.
- Но, святой отец, - возразил озадаченный Шадиман, - разве не
пострадают от звериной драки наши города,
деревни? И не падут ли монастыри, эти оазисы света в пустыне бытия?
- В юдоли плача уж не осталось кому страдать, а уцелевших церковь в
милосердии своем предупредит: пусть
забирают скот и скроются в горах по примеру просветителей сирийских.
- А разве, святой отец, храмы в безопасности? Ведь персы лишь благодаря