Великий Моурави 6 - страница 34

- Почему двадцать?

- На потомство надеется.

Луч солнца пал на лицо Посейдона, он словно смеялся. И им было весело

оттого, что так легко понимают друг друга

и что в храме установилась атмосфера дружелюбия.

Эракле коснулся пряжки на сандалии бога морей, вошел старый грек в

красной шапочке, неся на подносе сладости

и серебряный сосуд с ароматным кофе.

Хорешани непринужденно наполнила тонкие фарфоровые чашечки и протянула

восхищенному Эракле.

Отпив кофе и надкусив рассыпчатое печенье, Хорешани спросила:

- Ты не боишься, что богатство твое способно вызвать зависть даже в

пашах и везирах?

- Не в них одних! Уверен - и в многочисленных родственниках султана.

Но... я бы не был созерцателем всего

прекрасного и уродливого, если б не думал о возможности невозможного. Но

догадываешься ли, госпожа моя, о назначении

этой скамьи?

- Увы, Эракле, глаза мои просты и видят только то, что видят. Удобная

мраморная скамья способствует беседе и

думам.

- Это не только скамья, но и крышка, прикрывающая мое последнее

убежище.

- Не понимаю.

- Хорошо, если до конца моих дней не придется к нему прибегнуть. А

если...

- Что ты, господин мой? В таком богатстве две жизни следует прожить.

- Не дадут! На земле не слишком тесно, но люди не терпят засидевшихся и

охотно подталкивают к бездне. Ты,

госпожа, упрекнула меня в равнодушии к родине. Так ли это? Отец мой слыл

богачом, еще богаче был дед. Он любил меня и

не любил второго внука, коротко-умного Иоанна, за склонность к торговле, которую

мой дед презирал, считая низменной,

хотя и имел всегда дела с продавцами антиков. Умирая, дед все состояние завещал

любимому внуку - мне. Но я не замедлил

половину отдать Иоанну. Он стал купцом и еще больше разбогател. Ты видела его

сегодня. Жизнь шла. Я искал

совершенство и находил его лишь в античном мире. Греция захлебывалась в крови.

Древние боги загадочно улыбались. Их

можно было разбить, но не поработить. По ночам кто-то незримый проводил по

струнам кифары, я ощущал вкус амброзии

и нектара - пищи и напитка богов, и вечно юная Артемида манила в дышащий

прохладой, увитый зеленью грот, но гордый

Нарцисс предостерегал меня. Видения были постоянны, действительность изменчива.

Богатство мое таяло. Отец хмурился

и не пополнял мой сундук. Я не огорчался, продолжал служить богам, спасать их

статуи и храмы. Со светильником в руке

расточал я богатство, оставленное дедом. А когда умер мой отец, то оказалось, к

всеобщему изумлению, что и он все

завещал мне, обязав лишь помнить, что бедность граничит с унижением, богатство -

с благородством. Я знаю, что это не

всегда верно, но выполнить волю отца было в моей власти, ибо отец владел, помимо

несметных богатств, еще приисками, и

золото потоком низвергалось в мои хранилища. Познал я и любовь. Она была

прекрасна и бедна, я хотел сделать ее богатой

и счастливой. Она согласилась. Перед венчанием я отправился в чужие страны на

девяносто дней, чтобы найти подарок,

достойный ее красоты. Но я не доплыл до Индии, ибо в Каире обнаружил

неповторимое ожерелье, стоимостью в большое

поместье. Я спешил к ней! Подгонял корабль, верблюдов и носильщиков паланкина.

Очутившись у ее дверей, почувствовал,

что сердце слишком бьется в моей груди, и зашел в садик, чтобы успокоиться.

Этого не следовало делать... Прислонившись

к дереву, я внезапно услышал ее голос... О госпожа моя! Голос ее был подобен

звукам арфы, но слова - острее дамасского

клинка.

"Не плачь, мой Адриан! - стонала она. - Так хочет судьба! Я бедна, а ты

еще беднев; нужда задушит меня. О, как

прекрасна была моя мать! Бедность превратила ее в сморщенную маслину. Не избегну

и я жестокой участи. Не плачь, мой

Адриан, моя любовь до конца дней принадлежит лишь тебе! Но он богат, он

осчастливит мою семью, а плата за это - моя

жизнь!.."

Я "выступил из-за дерева, и они, окаменев, смотрели на меня, глаза их

стали обителью ужаса и ненависти. Я надел

на ее лебединую шею ожерелье, стоящее целого состояния, бросил к ее ногам тугой