Венок раскаяния - страница 16
А. Постемский. В прошлом году после окончания института полтора месяца был на военных сборах, соответственно попозже пришел в «Гипрохиммаш». 2 октября сдал документы для того, чтобы встать на квартирный учет. Вместе с ним сдавала документы Л. Ниченик. Заявления их до сих пор (!) не рассмотрены.
— Райисполком принимает документы раз в полгода…— объясняет Крижановский.
— Неправда,— сказал Богатырь.— Райисполком ведет прием документов каждую среду, а ставит на учет каждый месяц. По вашей вине молодые специалисты потеряли практически целый год.
М. Моисеев. У него родился ребенок, а в документах на квартиру это не отражено.
М. Таран. Подала документы для постановки на квартирный учет в 1974 году, рассмотрели только… в 1976-м.
Т. Дубковская. Ордер был выписан сначала на квартиру № 32 (16,5 м>2), ей предложили затем 75-ю квартиру (12 м>2). Она согласилась, пришла за ордером, а там стоит 24-я квартира, еще хуже той, на которую уговорили. Татьяна Викторовна сидит, на глазах слезы. У нее совсем скоро должен родиться ребенок.
— Хамство какое-то,— плачет она,— хоть бы вызвали, предупредили.
Тхорик внимательно смотрит на нее. Неожиданно:
— А мы вас приглашали, вас не было на работе.
— Работала.
— Но вы же в декретном отпуске.
— Со вчерашнего дня…
Разговор зашел о гласности. Работники института отправлялись на расширенное заседание месткома и не знали, кому что предназначено, одни шли с надеждой на квартиру и получали отказ (без всяких объяснений), другие, было и такое, приходили без всяких надежд и вдруг оказывались счастливчиками.
Петр Петрович Богатырь объяснял:
— Вам надо вывесить на стене два списка: один — общий список очередников, другой — тех, кто пользуется льготами. И всякие изменения, речь идет о гласности, вносить в эти списки для всеобщего обозрения.
— Зачем? — возражали все четверо.— Льготники и так друг друга знают… Нет такого закона, чтоб два списка…
Хоть бы вы в чем-то признали вину, хоть в чем-то! Богатырь показал пункт 15 Положения о порядке предоставления жилой площади в УССР: «…Из числа граждан, состоящих в очереди для получения жилой площади, составляются отдельные списки лиц, которым жилая площадь предоставляется в первоочередном порядке».
Отсутствие гласности и полная неразбериха в распределении жилья настолько были связаны друг с другом, что даже трудно установить, что из них — причина, а что — следствие. С одной стороны, при подобной неразберихе ни о какой гласности не могло быть и речи, с другой — отсутствие гласности порождало бесконтрольность и беспорядок.
Как ни странно, более всего я опасался, что трудно будет доказать самое очевидное: то, что четырех молодых женщин именно наказали квартирами. В кабинете Крижановского, собственно, таков и был ответ: кто-то же должен жить в этих четырех худших квартирах, выпало им.
Но все оказалось гораздо проще. С высоты своей силы и власти директор института Н. Борисов позволил себе откровенность, на которую не решились его помощники.
Разговор происходил в кабинете секретаря Печерского райкома партии К. Паникарского. Присутствовали руководители райисполкома, «Гипрохиммаша» (я пришел раньше других и в подробностях рассказал Паникарскому все; впрочем, как потом, позже, выяснилось, он и без того был в курсе дела, все жалобы, теперь уже достаточно многочисленные, осели здесь, у него, кроме того, все четверо были у Паникарского на приеме).
Директор Н. Борисов кратко доложил об успехах в работе предприятия, о международных связях (об успешной поездке Н. Мясникова за границу), о том, что с жильем в институте дела обстоят в общем и целом неплохо (и это правда), что вот опять сдают новый дом.
Директор говорил с достоинством — медленно, с расстановкой, очень тихо, понимая, что, как бы тихо он ни говорил, его все равно услышат.
— У людей сегодня праздник, они получают ордера. Правда…— он, не поворачивая головы в нашу с Богатырем сторону, скосил глаза,— некоторые товарищи тут пытаются испортить нам этот праздник.
— Почему в самых плохих условиях,— спросил я,— оказались именно эти четверо — лучшие работники, ударники коммунистического труда?