Вернейские грачи - страница 21

Ну ладно, ладно, не шумите, девочки, ведь я никого не хотела обидеть. Я просто так говорю, чтобы вы себе это лучше представили… Я продолжаю…

Задумать побег — одно, а сделать, что задумано, да еще при таком риске — другое. Надо было сговориться с часовым, иначе ничего не выходило. Сначала это казалось невозможным. Но вот появилась надежда: один из часовых, молодой парень, провансалец, давно уже поглядывал с симпатией на отца. Однажды он даже сказал что-то добродушно. Ну, отец ответил ему в том же духе, спросил о его семье. Оказалось, жена провансальца погибла при бомбежке. Сам он тоже ненавидит фашистов и войну. Часовой этот вскоре стал совсем своим человеком. Удалось уговорить его оглохнуть и ослепнуть на все время, которое понадобится, чтобы подготовить побег. «Только делайте все быстрее, пока не хватились, я не хочу из-за вас попасть в беду», — сказал часовой.

И вот в те ночи, когда дежурил провансалец, кипела работа. Что это была за работа! Заключенные срывали себе ногти, стараясь побороть камень. Каждый осколок, каждый кусок стены давался с огромным трудом. Папа и его товарищи сменяли друг друга. К рассвету проделанное отверстие закладывали камнями, заставляли стену койками и ложились, но почти тотчас же раздавался звонок на подъем, и приходилось снова весь день работать в тюремных мастерских.

Наконец наступил момент, когда сквозь дыру в стене можно было разглядеть соседний каземат — узкое, похожее на сарай помещение с крохотным оконцем и дверью. Был поздний вечер, почти ночь. Слабо брезжил в оконце последний закатный свет. Погромыхивал гром, собиралось ненастье. «Хорошо бы грозу! Она помогла бы нам!» — сказал отец. Но дверь в соседнем каземате… Сумеют ли они открыть ее?

Провансалец несколько раз подходил к глазку, шептал, чтоб поторопились. В каземате было уже совсем темно. Все чаще и ближе гремели раскаты грома. Снаружи только что сменился караул, это сообщил заключенным приятель-часовой.

Следующая смена должна была прийти только через три часа. Час, другой, третий пролетели, как минута.

Но вот стена пробита. В отверстие, хоть и с большим трудом, мог протиснуться человек. «Ты первый!» — сказали заключенные отцу. Вторым должен был идти доктор Сенье — он тоже был партизанским командиром. Когда оба будут на свободе, они позаботятся об остальных.

Чтобы двигаться неслышно, отец и доктор Сенье сняли обувь, привязали ботинки к поясам. Они протиснулись сквозь отверстие в соседний каземат. Оставшиеся следили за ними в страшной тревоге: если беглецы попадутся, всех ждут пытки, истязания, может быть, казнь. И все-таки все эти люди были готовы помогать Дамьену и его товарищу до последней секунды.

Вот и дверь, за которой — они это знали — короткий отрезок двора и стена форта. По сведениям, в этом месте дежурили двое часовых. И в самом деле, слышны были шаги. Увесисто, тяжело, точно маятник, шагал часовой. Сенье возился с замком. Часовой приближался — Сенье замирал. Уходил — он снова брался за замок. Внезапно дверь подалась с легким щелканьем. Два беглеца, замерев, стояли босые на железном полу. И тут вдруг оглушительный удар грома бухнул над самым фортом, и ливень загремел по железному настилу крыши. Тень часового исчезла: он, видимо, укрылся под навесом. Беглецы выскользнули за дверь, легли плашмя на землю и поползли к стене форта. По земле текли ручьи, их одежда мгновенно промокла, но они ничего не чувствовали. Темнота, спасительная темнота!

Мокрые, дрожащие от холода и волнения, они поднялись на ноги только у самой стены. Черная, высоченная, она уходила куда-то в черное небо. В первую минуту она показалась беглецам непреодолимой. Но там, за этой стеной, свобода. Отец вытащил из-под куртки жгут веревок. Он быстро определил на глаз высоту стены и закинул конец веревки с крюком. Увы, крюк чуть царапнул стену и сорвался.

Веревка упала к ногам беглецов. Тогда за нее взялся Сенье. Несколько раз он бросал веревку, и все неудачно. А дождь в это время стал редеть, посветлело небо. Скоро рассвет, и тогда беглецов обнаружат. А вместе с ними погибнет и часовой, помогавший им бежать. Нет, нет, этого допустить нельзя!