Вернейские грачи - страница 22

Дамьен забрал у Сенье веревку и нацелил ее выше, на гранитный, выступающий из-за стены столб, в котором он заметил расщелину. Бросок! Крюк зацепился. Отец изо всех сил дернул за веревку — она не поддалась. Можно лезть! И вдруг обоих беглецов охватила ужасающая слабость. Ведь они столько дней жили в тюрьме на хлебе и воде! Они так долго работали, чтобы пробить стену!

Рядом раздались голоса. Это разговаривали часовые, бранили собачью погоду. Мимо шла ночь, шло время… Отец собрал всю свою волю: «Довольно киснуть! Вперед!» Он схватился за веревку, взобрался, тяжело дыша, на стену. За ним последовал Сенье. Теперь оба они очутились наверху и по той же веревке сползли по наружной стене прямо в грязь предместья. Грязь громко зачмокала у них под ногами. Внезапно луч фонарика прорезал темноту, заскользил возле беглецов. Они вжались в стену: это светил с вышки Роменвилля часовой. Видимо, он услышал какой-то подозрительный звук. Еще и еще пробегал лучик возле беглецов, и каждый раз они ждали, что их обнаружат. Но вот фонарик погас. Отец потянул Сенье за руку: «Идем, старина!»

Уже рассветало. Розовело небо. Беглецы неторопливо брели по мокрой дороге к городу. Они уже почистили друг друга, тщательно осмотрели, оттерли следы штукатурки, обулись. Теперь у них был спокойный и независимый вид крестьян, идущих на рынок.

Вдруг свисток: «Стой!» Беглецы вросли в землю. К ним направлялись два полицейских.

— Раненько же вы разгуливаете, приятели! Разве не знаете приказа? Время теперь военное, ходить по городу разрешается только с пяти часов утра.

Полковник Дамьен растерянно, с видом глуповатого деревенского парня посмотрел на полицейского:

— А теперь который же час, господа?

— Сейчас, миляга, только половина пятого, — снисходительно отвечал ажан. — Кажется, придется задержать вас обоих…

Положение было отчаянное. Если их задержат, все пропало! Отец скорчил глупую гримасу, засопел, зачесал затылок.

— Значит, мои часы опять врут, — сказал он жалобным голосом. — Проклятые часы! Из-за этих часов я вот и Жана разбудил ни свет ни заря… Придется теперь мне отдавать их в починку, а часовщик небось сдерет втридорога, а денег у меня кот наплакал…

— Ну, у вас, крестьян, денег куры не клюют, — сказал полицейский.

Отец махнул рукой.

— Какое! Эта война, господа, хоть кого пустит по миру.

Полицейские, зевая, смотрели на них.

— Ну, что с этих взять? — сказал полицейский. — Пускай идут. Только в следующий раз хорошенько проверяйте часы, прежде чем вылезать на улицу.

Полицейские даже дали беглецам закурить…

— О-о, Клэр, так они, значит, спаслись?! — вдруг изо всей мочи кричит возбужденный, радостный голос. — Спаслись оба?! Ура-а!!!

Забывшись, невидимая девочка кричит свое «ура» на все Гнездо. Рядом, в спальне мальчиков, кто-то встревоженно спрашивает, что случилось, где кричали. Через дверь протягивается золотая полоска: напротив, в комнате Матери, вспыхнул свет.

— Ох, господи, что вы наделали?! — с испугом говорит Витамин. — Кто это кричал «ура», девочки? Ну и попадет же нам теперь!

Она не успевает договорить. Скрипит дверь, шире пропуская желтую полосу света, и в этой полосе появляется знакомая фигура в пижаме — такая хрупкая, но от этого не менее решительная.

— Что у вас тут происходит? — спрашивает Мать. — Отчего вы вздумали посреди ночи будить весь дом? И в особенности мальчиков, которые так много работают и так рано встают?

В голосе Матери ни малейшего снисхождения. Из темноты в полосу света вступает девочка с растрепанными кудрями, вздыбленными на макушке.

— Это все я, Мама, — говорит Клэр. — Спрашивайте только с меня. Я вздумала рассказать девочкам об отце. О том, как его мучили и как потом ему удалось бежать из Роменвилля. Вы им этого не говорили, правда? Ну вот, когда я рассказала, как они с доктором Сенье ускользнули от полиции, девочки так обрадовались, что не выдержали, закричали «ура». Это я одна во всем виновата, — повторяет она.

Что скажет Мать? Клэр покорно ждет.

В коридоре мелькает рослая фигура Рамо Тореадора, тоже в пижаме. Наскоро зачесывая гребенкой пышные белые волосы, он с любопытством прислушивается к разговору. Он тоже проснулся и тоже хочет знать причину ночного «ура».