Вернуться домой - страница 21

— В тот такой далекий парижский зимний вечер только Витюшка высказался чисто по-юношески: «Что вы так переполошились? Надо же дедам развеяться, пообщаться со своими сверстниками. А то они в последнее время были как-то не в себе. Вот увидите, к ужину они точно не опоздают!»

Последнее утверждение говорило больше о том, что Витюшка проголодался и ждет ужина. Они действительно почти не опоздали. Под окнами скрипнули тормоза машины, мама выглянула в окно.

— Слава Богу, приехали!

— А что я говорил!

Вприпрыжку сын метнулся на кухню за тарелками. Начали накрывать на стол. Вернулись отцы уставшими, но довольными, извинились за опоздание, и через десять минут вся семья была за столом.

С этого дня их поездки в пригород Парижа стали почти регулярными. Родители были полностью поглощены задачей, которую они перед собой поставили. Мы не знали точно, что так увлекло их, но догадывались. Именно с этих дней в глазах наших матерей поселилась тихая грусть, не проходившая уже до самых последних мгновений их жизни. А в наших с Сашенькой сердцах угнездились тревога и боль ожидания неизбежного.

Саша продолжала:

— Закончилась короткая, но слякотная парижская зима. В городе уже вовсю хозяйничала весна. Взахлеб чирикают знаменитые наглые, почти ручные парижские воробьи. Можете поэкспериментировать. В центре города сядьте в скверике на лавочку, накрошите хлебных крошек на ладонь, протяните угощение. Моментально слетится вся пернатая шпана, пища и толкаясь. Как должное примут ваше угощение. Правда, могут и отблагодарить своеобразно, но что с них возьмешь, они хоть и парижане, но, как говорится, местных Сорбонн не заканчивали.

Гортанно курлычут, сладостно воркуют голуби-ухажеры. Вот один, распушив хвост, клокоча горлом, переваливаясь с боку на бок, бежит по травке за голубкой. Она бежит перед ним и, наверное, думает: «Догонит или нет, а вдруг не догонит!» И начинает потихоньку притормаживать. Уже вовсю зеленеют каштаны, и дней через десять расцветут «свечки» белым и светло-фиолетовым цветом.

У Витюши в гимназии начинаются пасхальные каникулы — значит, скоро и наша, православная пасха. Будем печь куличи, варить с луковой шелухой яйца. Вечером всей семьей за большим столом, аккуратно макая спичку в блюдечко с уксусом, будем разрисовывать их, кто во что горазд. Потом все это в кошелку — и рано утром за город, в храм.

В тот вечер, закончив приятные предпасхальные хлопоты, мой папа потрепал внука по волосам: «Все, хватит, иди к себе, отдыхай, а нам надо поговорить — тебе будет неинтересно».

Уже два года как Витюша с удовольствием перебрался в верхние комнаты, на мансарду. Предоставленной свободой не злоупотреблял. Молодежь собиралась очень часто, но все было пристойно. Парню шел уже восемнадцатый год. Сын ушел к себе. Мы прибрались на столе и в кухне, вернулись в залу. Папа принес из комнаты небольшую стопку бумаг, передал ее Сашенькиному отцу. Буквально сразу после окончания войны наши отцы начали вынашивать свою мечту — посетить Россию и родной Екатеринбург. Еще работая, начали откладывать на это дело часть денег из своих заработков. За эти годы сумма собралась весьма внушительная. А потом планы рухнули. К этому времени мы с мужем имели хорошо оплачиваемую работу, семья твердо стояла на ногах и материально была хорошо обеспечена. Старики решили вложить собранные деньги в другое нужное для семьи дело.

Договорились с настоятелем нашего храма о выкупе небольшого участка земли под семейное захоронение. Сами нарисовали эскиз, просчитали и составили смету. Настоятель подсказал им, в какой фирме поместить заказ. И вот сейчас, накануне пасхи, все готово. Завтра, после праздничной службы, надо принять готовую работу и провести окончательный расчет.

Нас, детей, они просто ставили перед свершившимся фактом. Эта часть рассказа или отчета — не знаю, как это назвать — больше предназначалась их женам, нашим матерям. Именно их поддержки и одобрения они ожидали. На протяжении всего рассказа наши мамы молчали. Лица тихие, просветленные, в глазах — светлая грусть.

«Вы молодцы, все сделали правильно — и там мы должны быть все вместе», — прошептал кто-то из жен.