Вернуться домой - страница 22
Затем перешли к другой теме разговора. Было ясно, что в наше отсутствие родители не раз касались ее и пришли к единому мнению. Разговор пошел о будущем Витюши. Решили, что их внук должен принять французское гражданство. А вот что касается его дальнейшего образования, то здесь выбор за ним. Пусть сам решает, кем быть в этой жизни. Мы просто должны помочь ему в силу наших возможностей.
В ту ночь мы с Сашенькой долго не могли уснуть. На душе было одновременно легко и тревожно. Лежали молча. Мне было проще: поплакав немного в подушку, провалилась в спасительный сон.
Глава 8
СТРАШНЫЕ ОТВЕТЫ
— В пасхальное утро, встали все очень рано. Витюша загрузил в машину отца корзину с куличами и крашеными яйцами. Затем вызвали такси, расселись по машинам и выехали в пригород. На паперти храма раздали мелочь немногочисленным нищим. Перекрестившись, вошли под своды храма, тихо здороваясь налево и направо. Обычные церковные запахи ладана в пасхальный день смешались и даже заглушились запахами меда и ванили от множества куличей. Здесь были и маленькие куличики, умещающиеся на детской ладошке, были и огромные, еле поместившиеся в чьей-то корзинке. Отстояли всю торжественную службу, одними из первых подошли к батюшке. Он окропил святой водой нас и дары наши.
Незаметно подошел дьячок и попросил следовать за ним — нас уже ждут. На выходе одарили куличиками и крашеными яичками богомолок. Мой папа придержал Витюшу:
— Иди к машине, жди нас там, это не долго.
Внук недоуменно глянул на деда, но сопротивляться не стал, тем более что его уже окликнул кто-то из сверстников.
Не спеша, следом за дьячком пошли по одной из боковых аллеек кладбища. Уже тогда оно было большим, плотно заселенным, утопало в зелени и цветах. Минут через десять дьячок остановился, сделал рукой как бы приглашающий жест, сказал:
— Ну, вот и пришли.
Отошел в сторону к кучке мужчин, стоявших чуть поодаль.
Мы стояли перед строением, представляющим собой широкую арку, изгибы которой напоминали церковный купол. Пространство между стенами арки перекрыто железными коваными решетками с завитками. С лицевой стороны решетка имела широкую калитку. Справа от нее на стене закреплена доска серого полированного гранита. В этот момент кто-то из отцов сказал:
— Вот и наша домовина.
Почему именно это древнерусское слово, означавшее в старину гроб, вырвалось у кого-то, я не знаю. Непроизвольный озноб передернул мои плечи, я перехватила брошенный на меня укоризненный взгляд моей мамы. С огромным трудом перешагнула порог этого помещения. Изнутри стены широкой арки были выбелены. Резко контрастируя с основным фоном, на каждой из стен были написаны копии наших родовых икон. Они смотрелись чересчур празднично, как бы не уместно в этом далеко не радостном помещении. Мама повернулась ко мне и, уловив мое состояние, пояснила:
— Это сейчас так смотрится, а когда будут надгробия, тогда будет совсем другой вид.
Я захлопала ресницами и зажала рот ладонью, чтобы не разрыдаться.
«Ну-ну, успокойся», — она погладила меня, как в детстве, по затылку и плечу. Затем все вышли. Мужчины остались с представителями фирмы произвести окончательный расчет, а мы направились к выходу. Я почти бежала, так хотелось быть подальше от этого места. Уже ехали в машине, а у меня перед глазами все еще стояли иконы на белых стенах и серая, еще пустая гранитная доска у входа. А в голове пульсировала только одна мысль: «Кто на ней будет первым?»
Когда вышли из машины, мама тихо, но довольно резко меня отчитала:
— Сегодня праздник — не порть людям его. То, что ты видела сейчас, тоже праздник! Это жизнь, никому этого не избежать, пойми это и прими.
Она была права, моя мама. Как всегда.
Через полгода жизнь ответила мне на страшный вопрос. Первым был мой папа, он умер тихо и внезапно. После завтрака сел в кресло с газетой в руках. Читал, уронил голову на грудь. Мы решили, что он задремал, не стали его беспокоить, а его уже не было с нами. На серой доске семейного захоронения появилась первая запись.
Весной следующего года, ближе к очередной пасхе, так и не проснулся утром Сашенькин отец. Сердце отказало прямо во время сна.