Весь Мегрэ. Том 2 - страница 14
— Ясно.
— Но я не знал, кто меня преследует. Я поочередно разглядывал всех. Когда открыли кассу, я протиснулся между двумя женщинами и тихо спросил билет. В это время сразу отходило несколько составов. Я переходил из поезда в поезд, перебирался через пути.
— Парень, видно, доставил тебе хлопот даже больше, чем мне, а, Николя?
— Он не мог знать, до какой станции я взял билет. А в Шелле я спрыгнул, когда поезд уже тронулся.
— Что ж, неплохо. Совсем неплохо!
— И поскорее выскочил из вокзала. На улице — никого. Я снова побежал, никто меня не преследовал. Вот так я очутился здесь и сразу спросил комнату, у меня уже не было сил… Мне хотелось скорее припрятать… Рассказывая, он весь дрожал.
— Мама никогда не давала мне много карманных денег, и, поднявшись в комнату, я нашел у себя в кармане всего пятнадцать франков и несколько телефонных жетонов. Мне хотелось вернуться домой, прежде чем мама… — И тут появился Николя.
— Я заметил его в окно. Он выходил из машины… Я сразу же понял, что он доехал до Ланьи и взял там такси. Но только в Шелле он снова напал на мой след. Я тут же заперся на ключ, а затем, услышав на лестнице шаги, придвинул к двери комод. Я уже не сомневался, что он убьет меня.
— И глазом не моргнул бы! — заметил Мегрэ. — Но он боялся разоблачить себя: мешал хозяин. Так ведь, Николя? Он обосновался здесь, полагая, что рано или поздно ты выйдешь из комнаты. Ну хотя бы поесть..
— Я ничего не ел. Я очень боялся, что ночью он приставит лестницу и влезет ко мне через окно. Поэтому я запер ставни и старался не спать.
Мегрэ осторожно выбил трубку о каблук, снова набил, поглаживая ее с явным удовольствием.
— Ну, если б тебя угораздило сломать ее… — буркнул он. И добавил другим уже тоном:
— Что ж, дети, пора в путь!.. Жозеф, а что ты скажешь матери?
— Не знаю. Боюсь даже подумать.
— Да полно тебе. Скажи, что ты спустился в столовую, вообразив себя детективом, увидел там незнакомца, выходившего из вашего дома. И, гордясь мыслью, что ты настоящий сыщик, пошел за ним следом.
Тут Николя впервые раскрыл рот и презрительно бросил:
— Уж не думаете ли вы и меня втянуть в эту игру?
— А мы сейчас это выясним, — невозмутимо ответит Мегрэ. — С глазу на глаз, в моем кабинете… Ну что ж, поехали?
Немного позже он шептал на ухо Жозефу, задвинутому вместе с Матильдой в самый угол сиденья:
— Я подарю тебе другую трубку. Идет? И, если хочешь, даже больше этой.
— Но она не будет вашей, — ответил паренек.
Мегрэ сердится
Глава первая
Старая дама приходит в сад
Г-жа Мегрэ, которая лущила горох, сидя в густой тени, где яркими пятнами выделялись голубизна ее фартука и зелень стручков, г-жа Мегрэ, чьи руки никогда не знали покоя и не могли оставаться без дела даже в два часа пополудни самого знойного из всех августовских дней, г-жа Мегрэ, неусыпно, как за младенцем, следившая за мужем, вдруг встревожилась:
— Да ты, никак, уже собираешься встать!
Между тем корабельный шезлонг, в котором возлежал Мегрэ, даже не скрипнул, бывший комиссар уголовной полиции даже не шелохнулся.
Но она хорошо знала мужа и не могла не заметить, как слегка передернулось его лоснящееся от пота лицо. Ведь он и в самом деле хотел подняться, но теперь из самолюбия продолжал лежать.
С тех нор, как комиссар ушел в отставку, они проводили уже второе лето в своем доме в Мен-сюр-Луар. Меньше четверти часа назад Мегрэ с удовольствием растянулся в шезлонге, спокойно дымя своей трубкой. Свежесть в этом уголке ощущалась тем заметнее, что всего в двух местах отсюда резко обозначалась граница солнца и тени, и вы попадали в настоящее пекло, где жужжали несносные мухи.
Горошинки ритмично падали одна за другой в эмалированную миску. Г-жа Мегрэ сидела расставив колени; натянутый на них передник был полон стручков, а рядом стояли еще две корзины, полные горошка, который она собрала утром для консервирования.
Мегрэ больше всего нравился в доме этот уютный уголок между кухней и садом — нечто вроде дворика под навесом, наподобие испанского патио[1], где они поставили буфет и даже устроили плиту.
Там они обычно завтракали и обедали. Пол был вымощен красными плитками, от которых в тени было еще прохладнее.