Веселая Эрата. Секс и любовь в мире русского Средневековья - страница 4

Аще хошь, что[бы] жена от мужа на сторону не блядила, возми с озера пены и помажь михерь свой, пребуди с нею, не будет блястись с чужим, а ис того б озера истоков не было никуды.

Аще жена от мужа бежит, дай ей воробьево серце съести и кровь, и она учнет любити мужа.

Аще жена у кого блядит от мужа, выйми из жабы язык и свяжи с ежевою кожею, напиши на ней: «Измаил, Вавилон», и заложи под главу или под левую пазуху, все ти исповесть.[23]

Если христианская этика идеализировала целомудрие, то народная культура его решительно отвергала. К старым девам и холостым мужчинам повсеместно относились с презрением и опасались как дурной приметы встречи с монахом. Подобное отношение к черному духовенству, о котором впервые упоминает автор «Повести временных лет» (1068), запечатлелось и в заговорах. В одной из самых ранних записей — в заговоре от кровотечения из Олонецкого сборника второй четверти XVII века — среди возможных недоброжелателей упомянуты чернец и черница.[24] Эта традиция сохранилась, по крайней мере, до самого недавнего времени. Записанный в 1980 году заговор против сглаза скота упоминает в такой ситуации «черного чернеца» и «черную чернавку».[25]

Даже монахи, столь пугавшие окружающих своим отказом от мирских радостей, на самом деле с трудом поддавались христианскому воспитанию. Согласно современнику Дмитрия Донского митрополиту Киевскому и всея Руси Киприану, конечной задачей иноков было в ожидании близкого конца света заполнить собой места ангелов, павших с небес во тьму по причине гордости,[26] однако, судя по содержанию исповедальных вопросов, на этом пути их ожидали большие трудности. Исповедники с явным пристрастием допрашивали монахов о рукоблудии, содомии, скотоложстве, «птичеблудии»... Некоторые описания монашеских грехов просто поражают своей изощренностью:

некогда ниц лежа в воде и стоя, и на земле ниц лежа, истекание рукою спустил, и в губу, сиречь в гриб, истекание сотворил, надувая кишку не помню какого животного, и тем в свой проход блудил.[27]

Греховные соблазны обуревали иноков даже во время церковной службы:

в церкви во время пения и чтения божественного и в трапезе рукою своею за свой срамной уд держал и истекание многажды излиял.[28]

Судя по тому, что вопросы о подобных грехах повторялись из века век, самые строгие наставления исповедников часто оставались безрезультатными. К тому же многие священнослужители, осуществлявшие таинство исповеди, были не слишком строги и думали главным образом о своих доходах. «Попы-потаковщики» ослабляли для знатных людей уставы и учили своих духовных детей «на слабость», «на объяденіе, и на пьянство, и на похоти тѣлесныя, и на игры».[29] Когда московский митрополит Феодосий Бывальцев (ум. в 1475) попытался «нужею навести на божий путь» священников, это привело лишь к тому, что некому стало совершать службу, и на волне общего недовольства митрополиту пришлось оставить свой пост: «Многыя бо церкви без попов, и начаша его проклинати; он же слышав се разболеся того ради, и здрав бысть и сниде в келию к Михайлову Чюду в монастырь».[30]

Конечно, рядом с такими «неисправными» священниками в рядах Русской православной церкви были и строгие аскеты, чье служение Господу приобретало иногда весьма необычные, по-своему даже экстравагантные формы. В завершение своего знаменитого Жития протопоп Аввакум обращается к своему духовному отцу старцу Епифанию, призывая того взяться за перо и описать свой духовный опыт. Аввакум напоминает о том, как старцу являлась и помогала в борьбе против бесов Богородица и «как муравьи те тебя ели за тайно-ет уд»,[31] т.е. за половой член.

Несомненно лишь то, что в мире, окружавшем Аввакума, преобладали особенные люди. Еще во времена, предшествовавшие расколу, Аввакум принимал участие в деятельности т.н. «ревнителей благочестия» — небольшой группы священнослужителей, которые заручились поддержкой царя Алексея Михайловича и намеревались воспитать русский народ, заставить его жить по строгим христианским правилам. Однако, когда Аввакум попытался осуществлять данную программу в одном из подмосковных сел, прихожане были до такой степени возмущены, что избили наставника-моралиста. По словам Аввакума, наибольшую активность проявляли при этом некие