Весёлый Роман - страница 45
И тут Виля их окончательно добил.
— А в Программе Коммунистической партии, — сказал он, — говорится: «Коммунистическая мораль включает основные общечеловеческие моральные нормы, которые выработаны народными массами на протяжении тысячелетий в борьбе с социальным гнетом и нравственными пороками. Простые нормы нравственности и справедливости, которые при господстве эксплуататоров уродовались или бесстыдно попирались, коммунизм делает нерушимыми жизненными правилами как в отношениях между отдельными людьми, так и в отношениях между народами».
Победно оглядев зал, Виля пошел с трибуны. Ему аплодировали, как Аркадию Райкину. Те, кто выступал после него, говорили, что диссертант обязательно должен учесть ценные замечания Игоря Максимовича. Я сразу даже не сообразил, что это они о Виле. Я просто забыл, что он формально Игорь, да к тому ж Максимович.
В заключительном слове Игоря Максимовича благодарил и В. С. Громыко, хоть, думаю, делал он это с не совсем чистой совестью.
И все-таки, по-моему, наш талмудист и начетчик что-то путал. Насчет счастья. На другой день в обеденный перерыв я зашел в заводскую библиотеку и попросил словарь.
«Счастье, — прочел я, — это состояние радости от полноты жизни, от удовлетворения жизнью».
Ох эти неопределенные формулы! От какой полноты? Ведь каждый может по-своему представить эту полноту. И что может дать удовлетворение? Любовь? Деньги? Первое место в заезде на мотокроссе? Улыбка ребенка? Или все вместе? А если что-нибудь отсутствует?
Можно ли быть счастливым, если у тебя нечистая совесть, если ты убил человека, с которым бежал из плена, если ты брал взятки, если ты предал, украл, обманул?
Золото — красивый металл. Особенно, когда его правильно применяют. Например, на куполах Софии. Или Лавры.
Драгоценные камни? Видел я рубины. И аметисты. И даже бриллианты. Правда, маленькие. В кольце. В общем, нужно быть специалистом, чтобы отличить их от стекла. Жемчуга я настоящего не видел, а искусственный — ничего, приятный.
И все-таки никакое золото, никакой драгоценный камень не сравнится с тем, что можно увидеть, если поднять крышку бака эмульгатора, в котором приготовляется водно-масляная смесь для охлаждения резцов моего станка. Немыслимая красота — нет ей равной. Я бы часами мог глядеть на эту смесь — она вся светится, вся играет красками, в которых, как и должно быть во всем красивом, есть своя последовательность, своя симметрия цветов и узоров.
Я полюбовался водно-масляной смесью и полез в карман за сигаретой — первой сегодня. И с наслаждением закурил. Теперь у нас сигарета в цехе выглядит этаким вызовом науке и человечеству.
В нашей многотиражке под рубрикой «Береги время» из номера в номер печатают черным шрифтом такие слова: «Каждая выкуренная сигарета сокращает человеческую жизнь на 14,5 минуты».
Великое дело пропаганда. Все на заводе бросают курить. Леденцов съедают центнеры. Все шепелявят, перекатывая во рту конфеты. Батя спрятал было в комод свой потертый портсигар из какого-то древнего сплава — он называется «мельхиор» — и стал носить в кармане круглую жестяную коробочку с леденцами. Перед тем как вынуть конфетку, он встряхивает коробочку, чтоб они там не так слипались. Правда, хватило его дня на три-четыре. У него разболелись зубы от сладкого, и, по его подсчетам, на лечение ему придется затратить больше времени, чем он потеряет, выкуривая пачку «Беломора» в день.
Я и сам подумывал: не бросить ли курить? Уж слишком страшная цифра. На мотоцикле при скорости даже сто километров в час за 14,5 минуты можно много проехать. Во всяком случае, курить нужно поменьше.
По цеху хозяйской, уверенной походкой шел начальник отдела технического контроля Никита Владимирович Малимон, которого рабочие между собой зовут «Наливон». Его сопровождал старший мастер. Малимон издали погрозил мне пальцем.
Я сдрейфил. Вернее, даже не сдрейфил, а просто мне стало как-то очень неуютно, и я побыстрей повернулся к станку. Но, с другой стороны, я подумал, что, если б он в самом деле узнал про мою проделку, он уже не ограничился бы таким жестом. Это он на всякий случай. А в общем, конечно, не следовало мне этого делать.