Весенние ливни - страница 13

Ему претило дипломатничать, но он сознательно затронул больное место главного инженера и, чтобы не дать Сосновскому подумать или возразить, добавил:

— Разве обойдешься без собственной инициативы? А? Вон на том же Горьковском рационализаторские предложения высасывают. А у нас, выходит, и реализовать трудно.

Словно кого-то ища, Сосновский осмотрелся по сторонам и кашлянул в кулак. Потом вытер кулаком губы.

— Ну что ж, коль уверены в успехе, возьмите бригаду,— сдался он, но сказал это так, точно предупреждал Кашина о неприятности.— Я отдам распоряжение, пожалуйста…

Кашин весело вскинул брови и быстро протянул руку.

— Тогда благодарю! Теперь мы соратники…

Он не пошел к начальнику ремонтно-механического цеха. Не вернулся и назад, к себе, а позвонил из проходной Алексееву, чтобы тот ожидал его, и заторопился в партком. Димина тоже нужно было ввести в курс дела и заручиться его поддержкой.

2

Когда Кашин зашел в конторку, взлохмаченный Алексеев чертил что-то за столом на листе бумаги. Увидев вернувшегося начальника, поспешно подхватился, одернул блузу и предложил свой стул. Не глядя на него, Кашин прошел за стол и грузно сел. Обычно он быстро забывал неприятности, и семейные и заводские — просто игнорировал их, но сегодня что-то упорно раздражало его весь день.

— Иди бери монтажников! Чего канителишь? — хмуро приказал он и покосился на листок, лежавший на столе.— Что это?

— Снова не ладится с барабаном,— неохотно ответил Алексеев.

— С каким? Для отставной козы барабанщика?

— Нет, Никита Никитич. С нашим.

— Ну, ну?

Кашин удобнее уселся, приготовился слушать. Но мешало раздражение. Догадался, с чего все началось. Утром, перед тем как идти на завод, он устроил разнос сыну: тот вернулся домой в третьем часу ночи. Жена заступилась, а затем, плача, стала пугать страшными догадками, где пропадал сын. А после эти разговоры с Сосновским и Дорой Диминой! Главный инженер, безусловно, раскусил его и дал понять, что никакие экивоки не только не снимут, но и не уменьшат его ответственности за принятые решения. Правда, потом спасовал Сосновский. Но, страхуясь, упрекнул-таки. Не удалось как следует поговорить и с Диминым: помешал звонок из горкома. А теперь этот!.. «Связался на свою голову,— подумал Кашин о механике.— Поверил, набился в соавторы, поставил вопрос рубом. Не хватало еще осрамиться».

Поддавало злости и еще одно. Диминой удалось осуществить рационализаторское предложение по термическим печам. Без всяких затрат. Дело в том, что детали из ковкого чугуна приобретают прочность только тогда, когда металл стареет. Чтобы ускорить этот процесс, их держат в специальных камерах-печах с высокой температурой, то увеличивая, то уменьшая ее, а потом постепенно охлаждают.

Печи, в которых производился отжиг, были узким местом в термообрубном отделении. Вертели и так и этак и всякий раз приходили к выводу — нужно строить новые. Но Доре повезло. Приглядываясь к процессу отжига, она заметила интересное явление. Временами по тем или иным причинам электростанция отключала цех. И вот, когда такое случалось в начале отжига, весь процесс в дальнейшем шел быстрее. В результате был разработан новый режим, который почти в два раза сократил нужное для отжига время. И от озаренной успехом Доры Диминой, как это иногда бывает, на Кашина упала тень. По крайней мере, так думал он.

— Ну-ну,— подогнал Кашин Алексеева, расстегивая серый спортивного покроя пиджак.

Механик неуверенно переступил с ноги на ногу и, начав с виска, пропустил сквозь растопыренные пальцы белесые редкие волосы. Взлохмаченный еще больше, в помятом рабочем костюме, с авторучкой и логарифмической линейкой в боковом кармане, он выглядел каким-то потертым, обреченным.

— Тут не совсем сходится. Понимаете? Вот тут,— сказал Алексеев, следуя за начальником и подсовывая ему листок бумаги.

— Только-то? — уставился на него Кашин, морщась от того, что больший глаз у Алексеева слезится и подмаргивает.— Это, брат, чепухой называется. Подгонишь вот тут — и все. Бери бригаду и действуй. Сам знаешь, какое сейчас время.

— Пожалуйста…

Алексеев вытер платком глаза и, совсем поскучневший, вышел.