Ветры Босфора - страница 40

… То было первое предательство Слэда, тяжело пережитое Осман- пашой. Впереди были еще более тяжелые. Два десятилетия спустя Слэд, капитан I ранга, станет командиром фрегата-парохода «Таиф». Его будут звать Мушавер-пашой. Но и сменив имя, Слэд не станет турком. В Синопском бою, самом трагическом для Осман-паши, в разгар сражения «Таиф» бросит строй турецких кораблей и на всех парах, под всеми парусами помчится в Константинополь, чтобы отправить в Лондон чрезвычайное сообщение: адмирал Нахимов разбил Осман-пашу, Турция без флота! Лукаво вступив на службу к султану, англичанин совсем не собирался гибнуть в день гибели турецкого флота.

Но пока до погибели флота Порты было далековато.

Равновеликие флоты - в борении друг с другом. Кто кого?

… С тяжелым сердцем Осман-паша ступил на набережную и, услышав знакомый голос, нехотя повернул голову. Его шут Пезавенг скандалил с лодочниками. Как султан грозил адмиралам всеми земными и небесными карами, так Пезавенг грозил лодочникам всеми карами, которые обрушит на них верховный адмирал Порты Осман-паша, если они его, любимого шута, не доставят на «Селимие». Пезавенг мог бы не скандалить, а заплатить лодочникам. Но в его карманах не было ни пиастра.

Осман- паша ступил на борт адмиральского катера, оставив Пезавенга скандалить.

«Селимие» - на рейде. Прекрасный корабль, творение искуссных турецких мастеров. На гафеле огромный флаг, - красный с тремя полумесяцами, на грот-брам-стеньге его, адмиральский флаг, тоже красный, тоже с полумесяцами. На борту «Селимие» пушки, искусно отлитые. На каждой - орнамент арабских букв, слагающихся в устрашающие фразы: «Врагу - лишь смерть», «Гром низвергающая», «Гнев аллаха».

Собственная участь мало волновала адмирала.

Его сердце оплакивало флот Турции.

Не могло быть ничего бессмысленнее приказа выходить сейчас в море и искать встречи с крупными силами русских.

Угрюмые думы, как воры, пробирались в сумрачные тайники мозга. Ни один палач мира не мог бы сделать ничего, чтобы заставить адмирала высказать свои мысли вслух.

Беда Порты родом из дворца, из Долма-бахче.

Мастеру, умеющему создавать такие прекрасные корабли, как «Селимие» и «Реал-бей», надо говорить: «Ты -Мастер! В твоем умении - воля аллаха!» Когда же в Долма-бахче Мастеру говорят: «Ты - собака!», - корабли Мастера гибнут. Когда в Долма-бахче цена адмиралу меньше, чем дворцовой собаке, адмиралы проигрывают сражения.

Осман- паша поднялся на борт «Селимие». Толпа офицеров -богато одетых прихлебал! - бросилась к адмиралу. Кто с фарфоровым кальяном, уже раскуренным, кто с пустыми руками, но с тем выражением готовности на лице, которого даже у Пезавенга, любимого шута, никогда не бывало! Сдуть пылинку - пожалуйста. Почесать за ухом - пожалуйста. А пожелает капудан-паша, его подымут на руки и понесут, куда прикажет, - в его ли каюту с резными балконами на юте, на кушетку ли посреди палубы.

Осман- паша осмотрел офицеров. Каких только одежд тут не было! Расписные куртки из выделанной бараньей кожи, шальвары всех цветов, антери (вид поддевки) еще более яркие, кушаки, богато вышитые, с сапфировыми, а то и алмазными вкраплениями. Не было только того, что было необходимо: единообразия формы, как на русских кораблях, как на кораблях англичан, как на кораблях французов.

Шут Пезавенг перескандалил лодочников. Его подвезли к борту «Селимие», и он поднялся вслед за адмиралом.

Осман- паша бросил взгляд на корму. За бизань-мачтой множество матросов. Одни спят, другие играют в нарды, третьи обедают, четвертые уединились с четками. Эфенди Чингиз, топчи-баша (главный артиллерийский офицер), сидел на запасном рангоуте с опущенной рубашкой на коленях и прилежно искал кровожадных нарушителей своего послеобеденного отдыха. Осман-паша сказал с горечью:

- Я вижу, наши храбрецы пали при Наварине. Теперь у нас на корабле чабаны, а не моряки. Они могут бить блох и не могут бить русских!

Кто- то в свите несмело засмеялся, кто-то счел за лучшее состроить мину постного почтения.

Шут Пезавенг, самый большой храбрец, единственный, кто на борту «Селимие» не боялся адмирала, взбросил лохматую голову, искоса стрельнул глазом: если хочешь, я щелкну эфенди Чингиза в лоб так же, как он щелкает блох?