Ветры Босфора - страница 51

Мальчишки-юнги благодарно взглянули на командира. Ободряющие, вовремя сказанные слова прибавили им сил. И они оглядывались, ища глазами, чего б еще поднять, перенести, подтащить, пока бой не начался.

Склянки на «Меркурии» пробили час пополудни.

Казарский с кормы в трубу взглянул на корабли врага. С рассвета длится многочасовая погоня. С каждым часом расстояние между кораблями-преследователями и бригом сокращается. Но пока все еще остается безопасным, и в душе Казарского трепещет надежда, что боя можно будет избежать. Он и сам не знает, на какое чудо надеется, но надеется. На шквал? Эти майские ветры, «озорники», могут и расхулиганиться.

Нанесут смерч, ураган с дождем. Разбросают противников так, что врага и в трубу не увидишь. Шквал потреплет и потреплет, но спасет!… А еще на то надеялся Казарский, что «Штандарт» и «Орфей» встретили в море эскадру Грейга или Скаловского. И вот-вот свои корабли, вожделенно ожидаемые, покажутся на горизонте.

Но облака на небе были светлые, а не черные, штормовые. Норд- вест чист, ясен. И с кормы открывался такой вид, словно «Меркурий» был не вблизи Босфора, а подходил к кавказским берегам.

Два вражеских корабля, похожие на исполинские горы Кавказа, вершины которых покрыты вечными снегами, были всего на расстоянии полутора пушечных выстрела. Еще час и, - сверкнут столбы красноватого пламени, «горы» окутаются дымовыми облаками, гром орудий разнесет вдребезги тишину дня.

Ветер скис, как и предсказывал штурман. Не хватало великолепного умения лихого Скарятина управляться с парусами, чтобы удержать его. Бриг - в плену безветрия. Скарятин, потный, с сорванным голосом, подошел к командиру: «Все кончено! Стоим!»

Но Казарский даже не взглянул на своего расстроенного старшего офицера. С живым любопытством он наблюдал за вражескими кораблями. Ай-да майские ветры! Ай-да озорники-позорники! Никогда не угадаешь их лукавых замыслов. Ветры покинули не только паруса брига, но и паруса «адмиралов». Паруса и там болтались на реях, как громаднейшие полотнища-простыни, вывешенные на просушку. Душа удивлялась и ликовала. Исполинские корабли теперь уже обрели полное сходство с кавказским горами, покрытыми снегом, - были недвижны, как горы.

- Весла! - вскричал Казарский.

Бомбардиры, с одного слова разгадавшие замысел командира, бросились к рострам, принялись вытягивать огромные весла, больше похожие на здоровенные лесины с лопастями.

Бриг - 400 тонн водоизмещения - и строится как парусно-гребное судно. Линейные корабли слишком велики, гребцов на них не бывает. Только ветры да течения в состоянии передвигать их.

На обоих бортах «Меркурия» появились унтер-офицеры. Звучными, сильными, радостными голосами принялись отсчитывать:

- Два-а-а - раз! Два-а-а - раз! Два-а-а - раз!

Бомбардиры, они же, здоровые, как на подбор, гребцы, наваливались изо всех сил, откидывались совсем назад, чтобы сильнее сделать гребки. Сигнальщики первыми увидели, как понемногу начало нарастать расстояние между «адмиралами» и бригом.

Приметили это рулевые. Приметили мачтовые матросы. Мощное и ликующее «ур-ра» обрушилось на гребцов, утроило их усердие.

Казарский совсем возликовал. «Меркурий», сменяя гребцов, будет уходить от «адмиралов» и уйдет, насколько сможет. А там темнота. И уж с ноченькой темной «Меркурий» поладит. Придет рассвет, только майское солнышко улыбнется туркам, посмеется над ними.

С этой надеждой в душе Казарский бросился к Прокофьеву. Штурман работал в своей выгородке с картами, сосредоточенный и строгий. Почувствовав за спиной командира, вышел на палубу. Ни лихое «ура», ни усердие могучих гребцов не прибавило ему настроения. Молча, одними глазами, он показал на небо. Этот человек, один на «Меркурии», знал о ветрах и облаках все. В бездонной сини белело множество облаков. Словно там был архипелаг, состоящий из бесчисленных островов, больших и малых. Нижние облака были недвижны, но те, что шли вторым, третьим ярусом, неспешно двигались, истаивали паром и нарождались новыми скоплениями. В сумрачной серьезности штурмана было: «Нет, это, Александр Иванович, не озорники и не позорники. Это форменные подлецы! Снесут они нам, головорезы, головы!»