Ветры Босфора - страница 58

К раненому подскакивает старший фельдшер Михайло Кочетков, пытается силой поднять Зябирева, увести в низы. Раненый - откуда только сила такая - отталкивает Кочеткова:

- Йох! Моя йох! Моя здесь будет!

И фельдшер, у которого дел выше головы, перевязывает Зябирева,

оставляя того на палубе.

Еще ядро падает рядом с ним. За спиной у фельдшера воспламеняется картуз с порохом. Юнга, совсем мальчишка, Платон Серегин, по-мальчишечьи тонко визжит, все забыв от ужаса:

- Пороховой погреб горит!

Фельдшер бьет паникера по голове чем-то тяжелым, и тот падает на спину на палубу, успокоенный и безопасный до того времени, пока придет в себя.

Новосильский, переходя от орудия к орудию, натыкается на раненого бомбардира Карпа Пишогина. Тот бледен. Морщится, баюкает поврежденную руку. Новосильский кричит ему:

- Сам сможешь сойти вниз?

Пишогин через силу качает головой:

- У меня, вашскородь, не рана. У меня, вашскородь, контузия. Очухаюсь и к орудию.

Не успел лейтенант и на пять шагов отойти, еще попадание, и нет ни Пишогина, ни всего его расчета.

«Селимие» обрушивала смерчи огня. На палубе - ад. Рев орудий такой, уши не выдерживают. «Меркурий», паля бортовыми, вертится юлой. Казарский, с рупором у рта, бросает бриг то вправо, то влево, все время перемещается, уходя от выстрелов «Селимие».

- На брасы… кливер-шкоты и гика шкоты… - командует он. - Право руля!… Пошел брасы… Кливер-шкоты и гика-шкоты травить… Одерживай… Так держать, брасы и шкоты при-и-хватить!…

И бриг, только-только дав залп, разворачивается кормой к «Селимие». Ядра роют воду там, где только-только был борт «Меркурия». Бурлящая стена взмывает к небу и опадает грохочущим водопадом.

Казарский снова и снова подскакивает к расчетам Трофима Корнеева и его соседа Ивана Лисенко. Бой спаял соперников, таких ревнивых к славе друг друга! Расчеты стреляют кителями, - снарядами из двух ядер, скрепленных цепью. В каждое из орудий одновременно закладывают по ядру. Залп - и тяжеловесная, полная ломовой силы конструкция летит на корабль противника. При попадании рушит оснастку, рвет паруса, сбивает части рангоута, перерезает снасти. Корнеев и Лисенко метят в грот-мачту. Помоги Бог бомбардирам! Бывают повреждения, после которых кораблю не воевать. Даже если он линейный исполин. Хочешь не хочешь, а ложись в дрейф, устраняй повреждении

- Ну что, Иваныч? - спрашивает Казарский, наклоняясь. над Корнеевым, старшим из бомбардиров, прилипшим к рамке ружейного наведения. - Прицелился?

- Правьте, вашбродь, чтоб поближе было, - напряженно, едва размыкая скованные губы, говорит Корнеев. - Больно дымно на «султане».

Так! Поможет Бог или не поможет, не предугадаешь. А вот ты командир, так и помогай бомбардирам.

- Конивченко! Ко мне! - распоряжается Казарский.

Он все время помнит, что Файзуил Зябирев ранен. Сейчас Казарский в первый раз развернет «Меркурий» носом к «Селимие». Бриг подойдет к «адмиралу» на расстояние меньше полукабельтова. Развернется бортом. Даст возможность расчетам Корнеева и Лисенко выстрелить. Но нечего думать, что Осман-паша так и подставит себя под залп бомбардиров!

Близится критическая минута боя. Если Корнеев и Лисенко промахнутся, останется одно: свалиться бортами и взорваться. В крюйт-камере и теперь пороху довольно. Командир «Меркурия» хотел, чтобы пистолет был под надежным глазом. Объяснил боцману, что от того требуется. Поднял трубу к глазам.

Турецкий флагман - в клубах дыма. Его опоясывают три огненных пояса - огонь батарей всех трех ярусов. Острый взгляд Казарского уверенно выбирал тот сектор моря, ту точку, с какой расчетам сподручнее будет дать залп.

- Н-н-на бр-ра-ссы… - скомандовал Казарский.

И - бросил бриг на «Селимие».

«Меркурий» стремительно сокращал расстояние между собой и линейным кораблем. Ощупывая в трубу метр за метром борт «Селимие», Казарский искал капудан-пашу. И вдруг увидел его, своего противника. Узнал его не по чалме, не по богатой одежде. Узнал, словно уже множество раз с близкого расстояния видел верховного адмирала Порты. Узнал его высокую и сильную фигуру, сухощавость сложения, - людей, просоленых морем, и возраст не располагает к полноте. Узнал длинное, с жесткими плитами скул лицо. Расстояние и дым не позволяли разглядеть глаза. Но Казарский угадывал их острый и уверенный взгляд, крутые надбровья под густыми бровями, крючковатый орлиный нос. А бороду видел и догадывался, что она окрашена хной в кирпично-красноватый цвет. Казарский узнал адмирала по всевластному движению его руки, поднявшей зрительную трубу к глазу.