Вид с холма - страница 8
Илья любил бабку, она много времени проводила с ним, когда Тамара уезжала на гастроли. В выходные дни они часто ездили в парк на аттракционы, ходили в кафе-мороженое…
В первый же свой визит старуха попросила Вадима подробно рассказать о себе, потом заикнулась о том, что «нерегулярные деньги — это плохо», а главное, она «не уверена, что его полюбит Илюша». Тамара побелела от негодования.
— Это еще что такое?! Еще раз скажешь подобное, уйдешь из моего дома! И забудешь, что у тебя есть дочь и внук!
В растерянности старуха пробормотала проклятие и направилась к входной двери. Вадим не ожидал от Тамары такой вспышки гнева. Он понимал, что разругавшись с матерью, она продемонстрировала серьезность отношения к нему, но все же это выглядело жестоко. Вадиму стало неловко, что семейный разрыв произошел из-за него.
Когда старуха ушла, Тамара бросилась к Вадиму.
— Не обращай внимания, милый. Она ничтожество! Больше ее здесь никогда не будет.
А ночью шептала:
— Я так счастлива, что у меня есть ты. Я думала, что настоящая любовь начинается красиво: представляла знакомство у моря, в пустынных дюнах или где-нибудь в заснеженном лесу на лыжне, но все произошло намного проще и прекрасней!
Обычно, сделав иллюстрации к очередной книге, Вадим занимался живописью. В момент знакомства с Тамарой он писал серию «Пейзажи Пахры». Эту серию он начал давно, не раз ездил на этюды, сделал кипу набросков, но вдруг почувствовал, что не может выработать свое отношение к увиденному, «импровизировать на тему». Ко всему, раньше, в период «неустанного поиска красоты и правды» — как его называл Вадим, — он писал полотна в скупых тонах, в основном натюрморты — устойчивый предметный мир. В тех работах была предельная ясность, строгость, монументальность — они, точно резьба по камню, подкупали четкостью, чистотой формы. «В наше суетливое время надо вносить гармонию и покой», — говорил Вадим приятелям. Но, задумав «Пейзажи», он начал работать в новой лирической манере, мягкими, многоцветными мазками. «Тема сама подсказала форму, — объяснил приятелям. — Форма не подчиняет содержание, а работает на него. Но в то же время — в форме весь секрет, в ней личность художника». И вдруг новая манера, свободное обращение с материалом завели его в тупик. «Надо же, все есть: искренность, жизненность, — нет искусства!» — злился Вадим.
Как-то он заработался: переписывая холсты, потерял ощущение времени. В тот день к Тамаре приехал в полночь.
— Господи, я думала, что-нибудь случилось! Где ты был? — в ее глазах была паника.
— Заработался, — Вадим устало снял пиджак.
— Неправда! — ее глаза сузились в пронзительный прищур. — Я звонила.
— Заработался, не слышал.
— А соседи?
— Том, что за подозрения?! Этого еще не хватало!
Заметив, что Вадим чем-то расстроен, Тамара перешла на примирительный тон:
— Ты всегда такой точный, я не знала, что и подумать… Идем на кухню, ужин давно остыл.
За столом она спросила:
— Что-нибудь не получается?
— Делаю черт-те что! — махнул Вадим рукой. — Старые работы в новой упаковке. Я же тебе говорил про серию пейзажей?
Тамара кивнула.
— Так вот, ничего не получается. Какой-то дьявольский круг.
— Я уверена, все будет хорошо. Вот увидишь, милый. Ты просто переутомился, тебе нужно отдохнуть. Нельзя работать на износ… Это ж саморазрушение… Сейчас все спешат, не досматривают, не дочитывают, не додумывают, а ты все делаешь на совесть и потому немного сломался… У меня тоже так бывает: не получается что-нибудь, и все тут. До этого все шло без задоринки, а тут вдруг — на тебе! Ноги — прямо ватные, руки падают как веревки. «Прекрасно! — тогда я говорю сама себе. — Нужно подкопить силы, Томуся». Я отдыхаю два дня и с новым разбегом знаешь как делаю! Это помогает в девяноста случаев из ста.
— Не знаю, — сдавленно выдохнул Вадим. — Иногда уверен, делаю стоящие вещи, а иногда кажется, не сделал главного — не создал свой мир, не нашел свою жилу и не разработал ее… Хватаюсь то за одно, то за другое…
— Что ты говоришь! — вспыхнула Тамара. — У тебя прекрасные картины. И ты должен верить в то, что сделаешь еще более значительные вещи. Да если бы я сомневалась в себе, разве ж я стала бы солисткой!.. И каждый должен стремится быть лучшим, — помедлив, сказала она. — Человеку не пристало растворяться в обществе. Я за сильных, предприимчивых, не боящихся конкуренции.