Вилла «Инкогнито» - страница 18

– Хорошо. Очень хорошо, Дики. – Она сложила ладошки в буддистском приветствии. – Люблю история с хороший конец. – Она взглянула на свои изящные часики. Если он захочет, можно по-быстрому успеть.

Увы, бывший школяр был целиком поглощен вновь обретенной свободой. Ну и пусть. Странный он все-таки. Она выскользнула из кровати, подхватила трусики (лифчик ее грудкам-пышечкам не требовался), взяла сумочку и отправилась в ванную совершать туалет.

Университет Махидол[9] находился в Накхонпатхоме – от Бангкока час на автобусе. В двенадцать семинар, на котором она собиралась ознакомить аудиторию со своей оригинальной теорией, согласно которой Рембо, французский поэт, не раз шокировавший общество, испытывал влияние Шекспира; а именно: весь его подход к поэзии основывается на монологе Бедного Тома из «Короля Лира», и нужно было время, чтобы подготовить доклад. Ей не хотелось оказаться в положении героя сна Дики. И не хотелось, чтобы ее мучили подобные сны. Мисс Джинджер Свити должна была учиться безукоризненно. Учение не только удовлетворяло ее внутреннюю потребность, это был пропуск на выход из Патпонга.

Время от времени она заставляла себя думать о кузине Суп (боевая кличка – мисс Пепси Плиз). Мисс Пепси Плиз когда-то была ослепительно хороша, как кинозвезда, но за семь лет в Патпонге… Когда мисс Джинджер Свити видела ее последний раз, лицо той напоминало мойку с грязной посудой – жирное, грубое, потасканное, измученное. Таких, как она, было много, а девушки, которым совсем не повезло, еще и СПИД подхватили. Крася губки, мисс Джинджер Свити снова напомнила себе, что у ее истории должен быть хороший конец.

Когда мочевой пузырь был опорожнен, глаза подведены, длинные черные волосы тщательно расчесаны, она вернулась в спальню. Дики сидел на краешке кровати и смотрел телевизор, смотрел напряженно и сосредоточенно. Улыбка от уха до уха бесследно исчезла, лицо приняло озабоченное и встревоженное выражение.

– Боже ж ты мой! – бормотал он. – Боже ж ты мой! Вот дерьмо-то.

Поскольку в телевизоре говорили по-английски, она догадалась, что Дики включил Си-эн-эн. Наверное, где-то стихийное бедствие или террористический акт. Она чувствовала, что Дики – натура эмпатическая.

Но на экране она увидела католического священника в наручниках, а вокруг – полицейских. Мисс Джинджер Свити пожала плечами и вскинула свежеподведенные бровки.

Но Дики… Дики сидел как громом пораженный.

– Господи Иисусе, – твердил он. – Фоли сцапали. Сцапали… Дерн попался.

Приблизительно в то же время, плюс-минус несколько часов, когда мисс Джинджер Свити пыталась убедить изумленного преподавателя и нескольких равнодушных соучеников, что лепет Шекспира про броды, болота и пучины вдохновил Рембо на создание такого уникального произведения, как «Une saison en Enfer»,[10] другая хорошенькая азиатская женщина тоже держала речь. Женщина эта была лет на десять старше мисс Джинджер Свити, она была величественнее, ярче, походила скорее на японку, нежели на тайку, и расхаживала в этот момент перед «Кау-Пэлас»[11] в Сан-Франциско, ожидая такси в аэропорт.

– Шоу в Сан-Франциско еще три дня, так? Потом в Поркленд.

– В Портленд.

– Ну, в Портленд. Когда вы в Сиэтл, я вернуться. Назад в шоу, снова-здорово.

– Не вернешься, Лиза, – покачала головой ее спутница. – Сама отлично знаешь, что не успеешь. И вообще ты подписала контракт. У тебя обязательства перед цирком. Ты снялась во всех этих чертовых рекламах, а в них сколько тысяч вложено. Не можешь же ты всякий раз, как петух в задницу клюнет, вот так все бросать.

Спорила с Лизой Ко женщина-клоун по имени Бардо Боппи-Бип (не путать с Генеральным секретарем ООН, ни с бывшим, ни с нынешним). Сторонний наблюдатель не признал бы Бардо Боппи-Бип, поскольку она была не в цирковом костюме, а в джинсах, футболке «Харлей Дэвидсон», сапогах со стальными носками и в бейсболке, плотно сидевшей на абрикосового цвета волосах, коротких, как у десантников.

– Зачем петух, зачем задница? – возразила Лиза Ко, глядя в ту сторону, откуда должно было приехать такси. – Я сказать, неотложное дело.