Вилла «Инкогнито» - страница 17

Тогда она напомнила себе, что Дики приехал в Патпонг не за удовольствиями. Обычно мужчины посещают бангкокский квартал развлечений (маленький Лас-Вегас без игорных домов и излишней мишуры) ради секс-шоу, баров с девочками, дискотек, выпивки, экстази, героина, тайского массажа и вольных ночных бабочек. А вот Дики, ее Дики, приехал сюда купить гитару.

Не то чтобы приобретение его не обрадовало. Он был в таком восторге от нового инструмента (дешевой тайской подделки под «Martin D-28»), что мисс Джинджер Свити подозревала, что он ее и снял только для того, чтобы было с кем разделить радость. Наверняка имелись ь второстепенные причины, решила она: потаенное одиночество и, да, даже желание, как бы тщательно он его ни подавлял. Сами посудите. Приведя ее в свой номер в «Зеленом пауке», где царили ароматы тикового дерева и заплесневевшего шелка, он настроил гитару и исполнил для нее понравившуюся ей песню про реку, апельсины и девушку с точеным телом, и, хотя он вовсе не походил на Леонарда Коэна, получалось весьма недурно. Она вознаградила его аплодисментами, и он бы сыграл и спел весь свой репертуар, да только она скинула нижнее белье, а этого его музыкальная натура вынести не могла.

Мисс Джинджер Свити перевернулась на другой бок. Когда она целовала его перед сном, вид у Дики был грустный – как она предположила, он разрывался между желанием и желанием не желать, но теперь он сидел в кровати и улыбался во весь рот. Дики сверкал, как витрина ювелирного магазина. Наверное, он что-то для себя решил.

– Почему улыбаться? – спросила она. – Можно лопнуть от радость.

Когда оказалось, что его веселье не имеет никакого отношения к ней, она слегка обиделась, но и успокоилась.

– Ах, мисс Джинджер Куки, – сказал он, перепутав ее имя, но продолжая улыбаться, – что ж, ты узнаешь об этом первая. – Он откашлялся. – Понимаешь, сегодня ночью, а точнее, под утро, я бросил школу, школу из кошмара.

Мисс Джинджер Свити не хватало ни знания английского, ни интеллекта, чтобы уразуметь это сообщение, и она была всерьез озадачена. Она попросила повторить это по-французски, но по-французски он говорил плохо, еще хуже, чем она, и ей ничего не оставалось, кроме как с любопытством поглядывать на него, почесывая длинным алым ногтем глаз.

– Видишь ли, – сказал симпатичный, но загадочный французский псевдо-Фолкнер, лежавший с ней в одной постели, – уже много лет, всю мою взрослую жизнь, меня мучил один и тот же сон, прямо скажем – кошмар. В этом сне я всякий раз снова оказываюсь в школе. Иногда в колледже, но чаще – в школе. В этот день контрольная или важный экзамен, и я, войдя в класс, вдруг понимаю, что совершенно не готов, то есть вообще. Я не отвечу ни на один вопрос и даже учебников не могу найти, чтобы хоть полистать напоследок. Иногда я даже нужный кабинет не могу отыскать.

Он стукнул себя по лбу, показывая затруднительность своего положения.

– Или же, – продолжал он, – я должен делать доклад перед всем классом. Я встаю, и тут вдруг до меня доходит, что мне нечего сказать. Или же я потерял домашнее задание, а то и просто его не сделал, и все сдают тетради, а я – нет. Улавливаешь? Варианты разные, но тема всегда одна – растерянность, волнение, страх, ощущение полной беспомощности.

Мисс Джинджер Свити кивнула. Ей нравилось обсуждать «темы».

– Не сосчитать, сколько сотен ночей отравил мне этот сон. Сколько раз я просыпался в поту, в панике, и потом весь день был испорчен. Но штука в том, что школу из кошмара окончить невозможно. Никогда! Ты обречен мучиться до самой смерти, и мучения, возможно, продлятся даже в аду.

Однако – однако! – сегодня ночью (или под утро) я ее бросил. Швырнул портфель на пол и ушел. И назад не собираюсь. Все, с кошмарной школой покончено раз и навсегда! Я знаю – я это чувствую, – этот жуткий сон мне больше никогда не приснится. Я эту школу бросил. – Его улыбка стала еще шире. – Ты и представить себе не можешь, как это раскрепощает, какой груз с меня свалился. Таким свободным в последний раз я себя чувствовал двадцать пять лет назад, когда принял решение остаться в… – Он умолк. Мощности в улыбке поубавилось, но она все равно сияла.