Виллу-филателист - страница 31
Вдруг кто-то вскрикнул: «Ой!» Послышался всплеск, и выплывшая на открытую воду посудина перевернулась вверх дном.
Мы не обратили на эту мини-катастрофу особого внимания. Воды в реке было едва по шейку, погода теплая, а наша «Санта Мария» и до того не раз к общему удовольствию переворачивалась со всей командой.
Но на этот раз вдруг закричали:
— А где Маре?
В голосе крикнувшей был испуг и недоумение.
— Маре!
— Маре, ты где?
Крики оставались без ответа.
Это заставило меня кинуться в воду. В несколько гребков я был уже у лодки. Нырнул. Под перевернутым корытом никого не было. Снова набрал полные легкие воздуха и ушел на дно. Там были ветки, коряги, какие-то растения и осклизлые камни. Мне такое дно не нравится. Отвращение брало верх, но я заставил себя лазать под водой до последней капли кислорода.
Когда я снова высунул голову из воды, донесся смеющийся голос Маре.
— Ау! Я здесь!
Я сплюнул и выбрался на берег. Глупая шутка! Девчонка, после того как лодка перевернулась, спряталась за какими-то зарослями. Явно затем, чтобы, хихикая, смотреть, как ее исчезновение наводит на нас панику.
— Видели, как Пааво бросился за Маре головой в тину! — засмеялся кто-то.
Это было сигналом к общей потехе. Маре постреливала на меня глазами, словно уверенная, что я ненароком вынес свою скрытую симпатию к ней на общее обозрение.
Я нахохлился. А Маре сказала девчонкам вполголоса, правда, так, чтобы все слышали:
— Какой же смелый, этот Пааво!
Я еще не успел решить, как мне реагировать на столь банальный комплимент, как другой девчачий голос словно хлыстом хлестнул:
— Тоже мне смелость — там, где вода по колено!
Я глянул на говорившую. Белобрысую эту я и раньше здесь, в лагере, встречал. Но до сих пор мой взгляд просто скользил мимо нее. Видимо, не подавала повода, чтобы привлечь внимание. Я даже не знал ее имени.
Теперь я увидел в глазах белобрысой и в уголках ее рта усмешку, словно она была уверена, что комплимент Маре тронул меня и что я тут же распущу хвост.
— А какая должна быть настоящая храбрость? — неожиданно спросил я.
Лишь когда эти слова были сказаны, я понял, до чего они глупо прозвучали.
К счастью, мой вопрос слегка смутил белобрысую. Явно поэтому она и не ощутила в нем скрытого желания возвысить себя.
— Откуда мне знать… — пожала она плечами. — Разве этих настоящих смельчаков на каждом шагу видишь!
Затем она вдруг оживилась и твердо произнесла:
— Я только одного видела. Моего дядю. Когда его ужалила гадюка, он взял нож и вырезал ужаленное место. Сам вырезал у себя на ноге кусочек!
Я представил себе, как это могло быть: вот втыкаю нож в свое тело и… вырезаю… Какая-то тошнота комом встала у меня в горле. Я вроде даже боль почувствовал.
Передернул плечами и заметил, что вся наша компания необычно присмирела.
Затем кто-то протянул:
— М-да… Стоит повторить!
Другой кто-то добавил:
— Это тебе не по дну реки ползать!
Мой взгляд опять выхватил среди других лицо Маре. Она пристально смотрела на меня. Была как-то напряжена и будто ждала чего-то.
— Чего смотришь! — бросил я ей в лицо.
Взгляд Маре не изменился. Он странно тревожил меня. Принуждал. Волновал. Я не мог не сказать:
— Если понадобится, и это сделаем!
Может, на этом все и кончилось бы. И раньше между собой бросались словами и грудь выставляли. Но в Маре словно злой дух вселился!
— Не верю… — прошептала она, но было видно, что ей бы очень хотелось верить.
Я махнул рукой, словно об этом не стоило и говорить.
Но балбес какой-то уже крикнул:
— Ребята, несите нож и чашку для крови!
Кто-то сунул мне в руку раскрытый перочинный ножичек.
Руки мои похолодели и задрожали.
— Вырежи на руке имя невесты, — посоветовал один.
— Мужчину ценят за слова, быка за рога! — крикнул другой.
— Давай, чего дрожишь! — требовал третий.
Сразу же вокруг меня раздалось необычайное множество голосов и выкриков. У нашей компании появился странный азарт.
Я оказался в центре внимания. И не хотелось лишаться такой чести. Меня охватила какая-то особая щекочущая храбрость.
Холодок исчез. Руки не дрожали. Пальцы крепко сжимали ножичек.
— Так какое имя? — спросил я, принуждая себя к улыбке.