Виза - страница 11

стр.


Зренью зябкому Бог подаст

на развод золотой пятак,

густо-синим зальёт Белфаст.

Это странно, но это так.


2


Бенджамину Маркизу-Гилмору


Неподалёку от казармы

живёшь в тиши.

Ты спишь, и сны твои позорны

и хороши.


Ты нанят как бы гувернёром,

и час спустя

ужо возьмёт тебя измором

как бы дитя.


А ну вставай, учёный немец,

мосье француз.

Чуть свет и окне — готов младенец

мотать на ус.


И это лучше, чем прогулка

ненастным днём.

Поправим плед, прочистим горло,

читать начнём.


Сама достоинства наука

у Маршака

про деда глупого и внука,

про ишака —


как перевод восточной байки.

Ах, Бенджамин,

то Пушкин молвил без утайки:

живи один.


Но что поделать, если в доме

один Маршак.

И твой учитель, между нами,

да-да, дружок...


Такое слово есть «фиаско».

Скажи, смешно?

И хоть Белфаст, хоть штат Небраска,

а толку что?


Как будто вещь осталась с лета

лежать в саду,

и в небесах всё меньше света

и дней в году.


3. Баллимакода


За счастливый побег! — ничего себе тост.

Так подмигивай, скалься, глотай, одурев не

от виски с прицепом и джина внахлёст,

четверть века встречая в ирландской деревне.


За бильярдную удаль крестьянских пиров!

И контуженый шар выползает на пузе

в электрическом треске соседних шаров,

и улов разноцветный качается в лузе.


А в крови «Джонни Уокер» качает права.

Полыхает огнём то, что зыбилось жижей.

И клонится к соседней твоя голова

промежуточной масти — не чёрной, не рыжей.


Дочь трактирщика — это же чёрт побери.

И блестящий бретёр каждой бочке затычка.

Это как из любимейших книг попурри.

Дочь трактирщика, мало сказать — католичка.


За бумажное сердце на том гарпуне

над камином в каре полированных лавок!

Но сползает, скользит в пустоту по спине,

повисает рука, потерявшая навык.


Вольный фермер бубнит про навоз и отёл.

И, с поклоном к нему и другим выпивохам,

поднимается в общем-то где-то бретёр

и к ночлегу неблизкому тащится пёхом.


(1992)

 

* * *


Забудь раздельный звук и призвук слитный,

малороссийский выговор живой

и на пороге малогабаритной

квартиры — поцелуй как таковой.


Забудь пикник на станции Красково,

на станции Кусково перерыв

в движенье поездов. Ещё не скоро.

Прищур окрестной зелени игрив.


Избыток жизни в судорожном теле

и смену поз — не спрашивай зачем.

Спроси, зачем сменяются недели

на месяцы и годы. В «академ»


уходит второкурсница, на третьем

её партнер (по слухам, андрогин)

спивается, становится отребьем.

Но этот слух сменяется другим.


Итак, забудь. Смотри не перепутай,

а то забудешь что-нибудь не то.

Тот выговор, усиленный минутой

беспамятства, и дачное лото, —


дурачится, глядит в кулак и тянет,

мешочек перетряхивает. Ну?!

Подходит поезд, поезд ждать не станет

как таковую молодость одну.


(1992)


* * *


Казалось, внутри поперхнётся вот-вот

и так ОТК проскочивший завод,

но ангел стоял над моей головой.

И я оставался живой.


На тысячу ватт замыкало ампер,

но ангельский голос не то чтобы пел,

не то чтоб молился, но в тёмный провал

на воздух по имени звал.


Всё золото Праги и весь чуингам

Манхэттена бросить к прекрасным ногам

я клялся, но ангел планиды моей

как друг отсоветовал ей.


И ноги поджал к подбородку зверёк,

как требовал знающий вдоль-поперёк -

«за так пожалей и о клятвах забудь».

И оберег бился о грудь.


И здесь, в январе, отрицающем год

минувший, не вспомнить на стуле колгот,

бутылки за шкафом, еды на полу,

мочала, прости, на колу.


Зажги сигаретку да пепел стряхни,

по средам кино, по субботам стряпни,

упрёка, зачем так набрался вчера,

прощенья, и etc. -


не будет. И ангел, стараясь развлечь,

заводит шарманку про русскую речь,

вот это, мол, вещь. И приносит стило.

И пыль обдувает с него.


Ты дым выдыхаешь-вдыхаешь, губя

некрепкую плоть, а как спросят тебя

насмешник Мефодий и умник Кирилл:

«И много же ты накурил?»


И мене и текел всему упарсин.

И стрелочник Иов допёк, упросил,

чтоб вашему брату в потёмках шептать

«вернётся, вернётся опять».


На чудо положимся, бросим чудить,

как дети, каракули сядем чертить.

Глядишь, из прилежных кружков и штрихов

проглянет изнанка стихов.


Глядишь, заработает в горле кадык,

начнёт к языку подбираться впритык.

А рот, разлепившийся на две губы,

прощенья просить у судьбы...


(1993)


* * *


Слушай же, я обещаю и впредь

петь твоё имя благое.

На уxo мне наступает медведь —