Виза - страница 12
я подставляю другое.
Чу, колокольчик в ночи загремел.
Кто гоношит по грязи там?
Тянет безропотный русский размер
бричку с худым реквизитом.
Певчее горло дерёт табачок.
В воздухе пахнет аптечкой.
Как увлечён суходрочкой сверчок
за крематорскою печкой!
А из трубы идиллический дым
(прямо на детский нагрудник).
"Этак и вправду умрёшь молодым», —
вслух сокрушается путник.
Так себе песнь небольшим тиражом.
Жидкие aплодисменты.
Плеск подступающих к горлу с ножом
Яузы, Леты и Бренты.
Голос над степью, наплаканный всласть,
где они, пеший и конный?
Или выходит гримасами страсть
Под баритон граммофонный?
(1992)
* * *
А мы, Георгия Иванова
ученики не первый класс,
с утра рубля искали рваного,
а он искал сердешных нас.
Ну, встретились. Теперь на Бронную.
Там, за стеклянными дверьми,
цитату выпали коронную,
сто грамм с достоинством прими.
Стаканчик бросовый, пластмассовый
не устоит пустым никак.
— Об Ариостовой и Тассовой
не надо дуру гнать, чувак.
О Тассовой и Ариостовой
преподавателю блесни.
Полжизни в Гомеле навёрстывай,
ложись на сессии костьми.
А мы — Георгия Иванова,
а мы — за Бога и царя
из лакированного наново
пластмассового стопаря.
...Когда же это было, Господи?
До Твоего явленья нам
на каждом постере и простыне
по всем углам и сторонам.
Ещё до бело-сине-красного,
ещё в зачётных книжках «уд»,
ещё до капитала частного. —
Не ври. Так долго не живут.
Довольно горечи и мелочи.
Созвучий плоских и чужих.
Мы не с Тверского — с Бронной неучи.
Не надо дуру гнать, мужик.
Открыть тебе секрет с отсрочкою
на кругосветный перелёт?
Мы проиграли с первой строчкою.
Там слов порядок был не тот.
(1994)
* * *
В какой бы пух и прах он нынче ни рядился.
Под мрамор, под орех...
Я город разлюбил, в котором я родился.
Наверно, это грех.
На зеркало пенять — не отрицаю — неча.
И неча толковать.
Не жалобясь, не злясь, не плача, не переча,
вещички паковать.
Ты «зеркало» сказал, ты перепутал что-то.
Проточная вода.
Проточная вода с казённого учета
бежит, как ото льда.
Ей тошно поддавать всем этим гидрам, домнам
и рвётся из клешней.
А отражать в себе страдальца с ликом томным
ей во сто крат тошней.
Другого подавай, а этот... этот спёкся.
Ей хочется балов.
Шампанского, интриг, кокоса, а не кокса.
И музыки без слов.
Ну что же, добрый путь, живи в ином пейзаже
легко и кочево.
И я на последях па зимней распродаже
заначил кой-чего.
Нам больше не носить обносков живописных,
вельвет и габардин.
Предание огню предписано па тризнах.
И мы ль не предадим?
В огне чадит тряпьё и лопается тара.
Товарищ, костровой,
поярче разведи, чтоб нам оно предстало
с прощальной остротой.
Всё прошлое, и вся в окурках и отходах,
лилейных лепестках,
на водах рожениц и на запретных водах,
кисельных берегах,
закрученная жизнь. Как бритва на резинке.
И что нам наколоть
па память, на помин... Кончаются поминки.
Довольно чушь молоть.
(1993)
* * *
1
Для густых бровей,
как шутил отец,
ты кормила меня икрой.
Заточи мой слух,
расплети крестец
и небольно глаза закрой.
Я дышал в тебе,
продышал пятно
и увиденным был прельщён.
Да гори оно,
воскресай оно
хоть из пепла, а я при чём?
2
Не орла, не решку метнём в сердцах,
не колоду, смешав, сдадим.
А билет воздушный о двух концах,
потяни на себя один.
Беглецу по вкусу и тень шпалер,
и блескучий базар-вокзал.
Как об этом смачно сказал Бодлер —
мне приятель пересказал.
3
Был я твой студент,
был я твой помреж,
симулянт сумасшедший был.
Надорви мой голос,
язык подрежь,
что ещё попросить забыл?
Покачусь шаром, самому смешно.
Чёрной точкой наоборот,
что никак не вырастет ни во что,
приближаясь. И жуть берёт.
(1994)
* * *
N.
Повисает рука, отмирает моя голова.
И с похмелья в глазах темно. Похмелюсь — темно.
Ты не любишь меня, ты не знаешь, как ты права.
Но... А впрочем, какое нам остаётся «но»?
Принадлежность постельную можно в ночи кусать.
Можно чиркнуть лезвием — выйдет ни то ни сё.
Можно бросить всё. Но не стоит всего бросать.
Надо что-то оставить. А значит, оставить всё.
Вот потому и славится в вышних, иных мирах.
Переплетаясь в объятиях, как бы в мирах иных,
помнили и в беспамятстве, кто мы такие — прах.
И восклицали Господи! на языках земных.
(1994)
Телемахида
Телемак Эвхарису встречает в пути.
Свой корабль он сжигает дотла.