Византия в европейской политике первой половины XV в (1402–1438) - страница 23

После ознакомления с этими прокламациями имеет смысл коснуться вопросов, связанных с историей данного посольства, на которые по сей день нет внятного ответа. Одним из них является причастность византийцев к миссии Григория Цамблака. В литературе достаточно устоявшимся является мнение о том, что за этим событием стояли лишь интересы польской короны и Литвы, которые сначала спровоцировали избрание Цамблака на пост митрополита, а затем инициировали его миссию на Констанцский собор[201]. Однако сам Цамблак, как видно из его слов, преподнес ее как результат своей собственной инициативы, дав понять, что Владислав и Витовт всего лишь изъявили согласие отправить его к папе. Этот факт, кстати, плохо согласуется с той точкой зрения, что правители Польши и Литвы, организуя посольство митрополита в Констанц, желали подчеркнуть степень своего влияния в православных землях[202]. Во всяком случае, слова митрополита недвусмысленно указывают на пассивное их участие в данном событии. Далее следует признать, что нет никаких прямых указаний на наличие непосредственных контактов между Цамблаком и византийским посольством Николая Евдемона, которое в тот самый момент еще оставалось в Констанце. Однако митрополит откровенно заявил, что одним из факторов, побудивших его заняться проблемой церковной унии, стала аналогичная позиция в этом вопросе византийского императора и патриарха[203]. При этом он не преминул напомнить об уже имевших место переговорах на эту тему Сведений о его сношениях с греками действительно нет. Но стоит подчеркнуть то обстоятельство, что Цамблак оставался официально непризнанным митрополитом Киевским. В противном случае под угрозой оказались бы ровные отношения между Константинополем и Москвой. Между тем то, что греки в Констанце никак не реагировали на появление гам Цамблака, свидетельствует хотя бы об их терпимом к нему отношении. К этому стоит добавить, что непризнанный статус митрополита отнюдь не помешал ему именовать византийского императора своим господином.

Необходимо отметить также, что взгляд Цамблака на способ преодоления схизмы был чисто византийским — через вселенский собор[204]. Из его слов следовало, что сама возможность обсуждать эту проблему появилась после ликвидации смуты в латинской церкви, и именно с поздравления по этому поводу он начал свое обращение к папе. В этом же, как уже не раз подчеркивалось, состояла в те годы и позиция греков.

Существует мнение, что сам Цамблак, возможно, был принципиальным противником унии, поэтому его миссия, которую он выполнял по политической необходимости, стала скоротечным эпизодом, оставшимся без последствий[205]. Действительно, каких-либо практических результатов это событие не имело[206]. Но и здесь не все так просто. Как будет показано ниже, то же самое можно отнести на счет византийцев. Нельзя сказать, что по окончании Констанцского собора произошел существенный сдвиг в переговорах. На какое-то время они вообще едва не были заморожены. Если же допустить, что посольство русско-литовского митрополита в Констанц в феврале 1418 г. было целиком делом Польши и Литвы, то не вполне понятно, почему последние не были озабочены тем, чтобы довести его до логического конца[207].

Разобраться в этом достаточно сложно. Еще в октябре 1415-го оба правителя — Владислав и Витовт — писали Констанцскому собору о своих планах вернуть в лоно католической церкви многочисленных «схизматиков», находящихся у них в подданстве. В связи с этим снова упоминалась фигура Феодора Хрисоверга, который, как явствует из контекста, должен был содействовать активному продвижению этого вопроса в Констанце[208]. Из того же письма следует, что его авторы и раньше передавали собору эти сведения, но «теперь еще больше воспламенились этой высокой целью» и потому просили депутатов «выбрать опытных мужей, которые смогли бы заняться поиском решения вопроса о воссоединении схизматиков с католиками»[209].

О том, что именно вызвало с их стороны повышенный интерес к решению данной проблемы, ничего не говорится. Этим фактором могло быть и первое византийское посольство на Констанцский собор, и визит византийского посла в Краков осенью 1415 г, о котором нам мало что известно. Однако вполне очевидно, что в то время как Андрей Хрисоверг находился в Констанце и состоял в тесном контакте с Мануилом Хрисолорой, а затем с Николаем Евдемоном, внося свой вклад в дело церковной унии, его брат Феодор с той же самой целью вращался в польско-литовских кругах. Возникает предположение, что греки-доминиканцы выполняли роль негласных посредников между византийцами и польским двором.