Византия в европейской политике первой половины XV в (1402–1438) - страница 28

. В начале 1431 г. новое посольство выехало в Рим. Очевидно, стороны уже готовились обсуждать практические шаги к реализации принятого соглашения. Однако последняя миссия не состоялась. 20 февраля Мартин V скончался. Послы узнали о его смерти уже в пути и вернулись обратно. Император тут же подверг их за это критике. По его словам, после смерти одного папы латиняне сразу выбирают нового, который обычно продолжает дело своего предшественника, а поэтому не было необходимости сворачивать миссию[244]. Последовал приказ довести дело до конца. В конце 1431 г. один из вышеупомянутых послов, Димитрий Ангел Клид, вел переговоры с новым папой, Евгением IV, и имел возможность убедиться, что тот готов закончить дело Мартина V[245]. Однако лишь весной 1433 г. Евгений IV смог принять очередную делегацию с Востока. Возможно, причиной задержки стали политические смуты в Италии, о которых посол мог предупредить императора[246].

Можно сказать, что в тот момент переговоры подошли к завершающей стадии, и никто не мог предвидеть, что они растянутся еще на несколько лет, в течение которых многие вопросы, считавшиеся почти решенными, придется поднимать заново. Однако главным результатом прошедшего периода явилось то, что тема церковной унии стала теперь основным стимулом для политической коммуникации между Византией и европейским Западом.

30-е гг. XV в. стали временем наиболее активных и исключительно насыщенных контактов между Византией и латинским Западом. Этот факт был обусловлен не только сознательной позицией византийских кругов, взявших окончательный курс на заключение церковной унии, но и сложной динамикой развития самого Запада. Она, в свою очередь, формировалась под влиянием одного из центральных событий общеевропейского масштаба, каковым следует считать Базельский церковный собор. Значение этого собора трудно переоценить, поскольку оно выходило далеко за рамки одной лишь церкви. Базель надолго стал общественно-политическим форумом, на котором помимо вопросов церковного строительства решались многие узловые пункты межгосударственных и международных отношений. Собор стал тем местом, на котором византийская проблематика являлась одним из наиболее актуальных сегментов европейской политики.

История вопроса о церковной унии на Базельском соборе обычно рассматривалась как своего рода подготовительная фаза Ферра-ро-Флорентийского собора[247]. Подобный взгляд, однако, препятствовал тому, чтобы адекватно оценить вполне самостоятельное значение этой проблемы в контексте церковной и международной политики Базеля.

Одной из характерных особенностей церковных соборов на Западе в XV в. была их относительная дистанцированность от папы. К тому же в силу утверждавшихся принципов конциляризма степень прямого вмешательства понтифика в дела собора была сильно ограничена. Констанцский собор большую часть времени вообще функционировал в условиях отсутствия главы римской церкви. Базельский собор, открывшийся в декабре 1431 г., также обходился без личного присутствия папы, который так ни разу там и не появился. Доступные ему функции управления собором осуществлялись через назначенного им президента, роль которого в Базеле исполнял кардинал Юлиан Чезарини. Таким образом, западную церковь представляли грекам одновременно папа и собор, и между ними существовали к тому же весьма непростые отношения. Эта взаимная дистанцированность в любой момент грозила перейти в отчужденность, открывая широкий простор для конкуренции за первенство и влияние в латинском мире. Переговоры о церковной унии в этой ситуации изначально были обречены на дополнительные трудности.

Воссоединение церквей еще Мартин V объявил задачей ближайшего церковного собора[248]. Несмотря на это булла его преемника Евгения IV, посвященная открытию Базельского собора, даже не упоминала об этом[249]. В самом Базеле также склонны были считать этот вопрос делом неопределенного будущего, и целью нового собора официально были провозглашены реформа церкви и искоренение гуситской ереси