Вкус греха. Долгое прощание - страница 4
— И сейчас, — ответила Вера, прямо глядя ему в глаза.
Он тоже смотрел на нее молча, потому что понимал, что ничего достойного этой потрясающей простоты он не скажет. И только через некоторое время он прошептал: «Вы необыкновенны, Вера. Я не достоин вас».
Это Митя сказал совершенно искренне.
Он вглядывался в эту, в сущности, малознакомую женщину и чувствовал себя подавленно, — мелким и ничтожным. И необоримо захотелось уйти и больше никогда не видеть ее.
Но Митя не был бы Митей, если бы среди свистящих пуль на баррикадах не вдел в петлицу цветок и встал во весь рост.
Он пригласил Веру танцевать и, вопреки ее ожиданию, вел себя в танце, как на официальном балу. Они танцевали, находясь на расстоянии друг от друга, и мешали стиснутым парочкам заниматься откровенным танцевальным флиртом.
Митя не шел банальными путями.
Когда они возвращались в свой закуток, он еще раз подумал, что ему было бы легче и спокойнее без этой любви…
Она поняла это и сказала, усаживаясь на твердый диванчик: Митя, только не считайте себя обязанным ответить мне. Прошло-проехало.
Но он-то знал, что не проехало и не ушло, но она уже задавала ему вопросы, как он жил там, в Нью-Йорке, каков сам Город — Большое Яблоко, и вообще пусть порассказывает ей, туземке, про ту жизнь…
Этим она закрывала тему любви: продолжать ее было бы бестактным.
Митя стал забавно и красочно рассказывать о В.В., парнях, их женах, вспомнив (про себя, конечно, еще одну «любовь» — Риточкину, и ухаясь внутренне от этого воспоминания), рассказал даже о своей невероятной страсти к стриптизерше Анне Шимон, о которой теперь мог говорить и вспоминать вполне спокойно.
Митя увлекся, а так как был артистичен, то действительно забавно рассказал и про грека и его лавку, и о том, как бесконечно глупо собирался подарить Анне старенькую машину, чисто по-советски…
Вера оживилась, хорошо смеялась и сейчас не выглядела Фудзиямой, закрывающей солнце.
Митя с радостью отметил это.
Снова стало легко и свободно.
Наконец буйный кораблик захотел спать.
Замолк оркестр, пошатывающиеся пары потянулись по протертой ковровой дорожке к «трапу», а Жорж снял с них за изысканный ужин приличную сумму, — но Митя не огорчился: он был не жаден и ему очень хотелось тратить деньги на Веру.
В такси она сразу села вперед, чем порадовала Митю, который не знал, что и как начинать или не начинать вовсе?..
Все же опыт-то у него был небольшой.
Вера быстро выскочила из машины у своего дома и, махнув Мите рукой, побежала к подъезду, каблучки ее четко постукивали по асфальту.
Митя мгновенно расплатился с шофером и окликнул ее, но она сделала вид, что не услышала и вбежала в подъезд. Митя увидел ее силуэт сквозь лестничное окно и, вздохнув, пошел прочь.
Пусть так.
Задолго до своего дома он вышел из машины и прошел пешком всю улицу, поднимающуюся круто вверх, мимо разрушенной заколоченной церкви, мимо тихих, еле шелестящих листвой деревьев, и искал эквивалент иксу, который встал перед ним во весь рост: что это было? И как дальше?.. И у него остается один день, потому что он уже позвонил маме и сказал, когда прилетает… Как неистово любит его Вера! Если все, что она сказала, — правда, а он чувствовал, что правда. За что? Как человека — Вера его не знала как мужчину — тоже… а внешне… трудно сказать. И вдруг он испугался, что потеряет эту любовь из-за своего легкомыслия, легковесности.
Он лег на кровать, не раздеваясь, и попытался уснуть, но это не получалось, — тогда он встал, выпил джина и вдруг до спазмов захотел, чтобы она оказалась здесь, рядом с ним, в этой квартире.
А Вера думала о нем и была благодарна, что он не испортил концовки вечера. Она готовила себя к завтрашнему дню… Не только морально. Выбрала лучшее свое белье: французское, синее, с белой пеной кружев. Волосы решила закрутить в узел на затылке и не надевать очки…
А вместо серенького платьица наденет джинсы и лиловой гаммы блузку…
На этом решении она заснула в кресле и проснулась в пять утра.
Встала разбитая, поблекшая, залезла под горячий душ и долго, будто мстя себе за что-то, стояла почти под кипящей струей.