Вляп [СИ] - страница 8
«Мясник» взмахнул. Топор пошёл вверх…
Тут бы надо сказать что-то типа: «лезвие топора зловеще блеснуло в лучах восходящего солнца». Но… чего нет — того нет. Солнца в тот день вообще не было. А зимний рассвет… Серость темноватая.
Терпила как-то выгнулся, острая его бородёнка уставилась прямо на меня. Он чего-то орал…
Энергетика — восхитительная! Я ещё подумал: какой талант! Экспрессия, натюрлих.
И тут он полетел прямо в меня. Терпила.
Не весь — только его голова.
И из неё хлестанула кровь. Как огонь из новогодней ракеты.
Голова упала на лёд, метрах в 2–3 от меня, и от отдачи закрутилась волчком.
Потом дошёл звук. «Хряк» топора.
Ну не будет никогда мастер рубить хоть чью голову прямо на льду! Только на бревне. Иначе можно и инструмент попортить.
Инструмент вошёл в бревно довольно глубоко, мастер хлопнул ладонью по концу топорища, выдернул секиру…
И из открывшихся кровеносных сосудов обезглавленного тела ударил фонтан крови. На полметра примерно.
Красной. Быстро чернеющей. Горячей. От неё шёл пар.
Там, где этот поток попадал на снег — снег стремительно оседал. Как сахар в кипятке. Или как сугроб под струйкой мочи.
Выглядело это как… как раздробленная кость в открытой ране. Белые кристаллики снега в чёрной оседающей крови.
Фонтан ослаб. Потом снова толчком выплюнул очередную порцию. Потом ещё пара толчков все слабее. Потом…
«Вода привольно полилась мирно журча».
Только — не вода. Очень даже «не». И журчания я не слышал.
В том момент, кроме нарастающего грохота тамтамов в собственной голове, я вообще ничего не слышал.
Обтулупленные у бревна подхватили… останки. Под руки. Это… тело без головы. Которое только что было человеком. Живым. Экспрессивно кричавшим. Талантливо… А они его…
Опрокинули на спину. И поволокли к проруби. Куда и кинули.
Без всякого «на счёт три». Без брызг, без всплесков. Спихнули. Отработано.
Краем глаза поймал какое-то движение. Прямо передо мною отрубленная голова как-то дёрнулась, державшиеся сжатыми мышцы — расслабились, нижняя челюсть — отвалилась. И — завалилась в бок. На правую щеку.
Из открывшегося обрубка шеи неторопливо вылезло что-то мокрое и красное. Вроде тряпки.
Хотя — какие тряпки в голове… Не женщина же. Наверное — язык. Корнем вперёд. Съехал по гортани. Окончательно расслабился. Остаточные мышечные явления…
В моей голове что-то тоже… вспыхнуло. И я отключился.
Глава 2
Пробуждение было… из серии «Мама! Роди меня обратно!». Как от толчка. Хотя почему «как»? — От пинка одной из этих волосато-лохматых жертв горилльего аборта. Которых я сдуру посчитал всего-навсего человеческим коллективом бомжующей самодеятельности. А они друг другу головы… на раз. Топором. С хеканьем.
Картинка заваливающейся на бок отрубленной головы… чернеющие на глазах пятна крови… оседающий, расползающийся в крови снег в тусклом свете зимнего утра…
Я только успел откинуть голову на бок, и меня снова начало выворачивать.
Кажется, этот ублюдок ткнул меня сапогом в спину. Кажется, это только усилило мои спазмы.
Желудок — пустой. Слюни, сопли, желудочный сок… всё наружу. Там ещё есть такая штука, которую мы в шутку называли «двенадцативерстной кишкой». Если она тоже из меня горлом пойдёт, то от чего я умру раньше — от удушья или от кровопотери?
От горилльих пинков и собственных телодвижений шапка у меня свалилась. По волосам потянуло холодком. Ублюдок присел, ухватил меня за волосы… Хрюкнул. Как-то удивлённо. И ушёл.
А я с радостью обнаружил, что мой ступор уже не носит такого тотального характера, как аплодисменты на партийных съездах. В смысле: «бурные продолжительные, переходящие в…» в захлёбывание собственной блевотиной. Втягиваюсь, адаптируюсь.
Ага. Привыкаю.
Мысли появились. Уже хватало сил не только дышать да сердце у горла ловить.
Что за уроды? Какой-то «Затерянный мир» с продвинутыми придурками горилльского происхождения?
Нет, я неплохо отношусь к гориллам. И вообще — к братьям нашим меньшим. Как и к братьям нашим большим. Одни ковыряются в собственном дерьме, другие — в государственной безопасности. Бедненькие… Но я-то тут причём?!