Влюбленный Вольтер - страница 19

До Вольтера дошел слух, будто Ришелье при смерти. Не долго думая, он приказал заложить карету и понесся в Филипсбург. Вольтер искренно любил герцога и чувствовал себя в какой-то степени виноватым, потому что пресловутый брак был его затеей. Однако он нашел друга почти здоровым и наслушался от него насмешек над своими бедами. Ну, конечно, подтрунивал Ришелье, этот пройда сам устроил, чтобы его “Письма” напечатали, пока он далеко от Парижа. Аристократы, собравшиеся в ставке герцога Бервика, приняли Вольтера с распростертыми объятиями, и он очень скоро зажил веселой лагерной жизнью, которую еще оживил своим присутствием. Три молодых бесшабашных принца крови, братья Клермон и Шароле и принц де Конти, устраивали в его честь застолья и вообще всячески баловали. Однако очень скоро из Парижа пришел суровый приказ положить этому конец. Власти сочли неприличным, что, в то время как королевская полиция повсюду разыскивает господина де Вольтера, он развлекается на передовой с королевскими кузенами. Кроме того, близилось сражение. Вольтер понял, что пора прощаться. Он опять велел заложить карету.

На этот раз Вольтер отправился в Сире, замок в Шампани, принадлежавший семейству дю Шатле. Окруженный лесистыми горами, где испокон века было множество литеен и кузниц, он представлял собой надежное убежище, так как его обитатели могли рассчитывать, что их вовремя предупредят о приближении полиции. К тому же, совсем рядом шла граница с Лотарингией. Сире был заложен в десятом веке. Два раза его сравнивали с землей: во время войн Лиги и после заговора Гастона Орлеанского. Прапрадед дю Шатле восстановил замок, но он много лет стоял пустой, и Вольтер нашел его обветшавшим и необустроенным. Здесь Эмилия и Вольтер решили предаться своим философическим амурам вдали от опасностей и соблазнов столицы. Эмилия говорила Ришелье, что только и мечтает о тихой сельской жизни вдвоем с любимым, добавляя, что в Париже она рано или поздно его потеряет. Что же до Вольтера, то он устал сам о себе заботиться. Он достиг того возраста, когда мужчинам хочется спокойного существования под присмотром какой-нибудь очаровательной женщины.

Эмилия пока оставалась в Париже, продолжая брать уроки у Мопертюи, выезжать в свет и играть в азартные игры. Вероятно, она не могла сразу отправиться в Сире из-за болезни своего полуторагодовалого младенца. Он умер в сентябре. В ту эпоху смерть ребенка редко считалась большим несчастьем. Родители мало занимались своими чадами и даже ждали, что одного-двух приберет Господь. Однако, к своему собственному удивлению, мадам дю Шатле сильно опечалилась. На другой день она писала Мопертюи, что вынуждена отдаться скорби. Если он хочет ее навестить и утешить, то найдет совсем одну. Она сказала слугам, что никого не желает видеть, но нет таких обстоятельств, при которых его лицезрение не доставило бы ей величайшего удовольствия. И даже тогда Эмилия не поспешила в Сире, а еще несколько недель жила в Париже, пока Мопертюи не отбыл в Швейцарию. Вольтер почти три месяца обретался в одиночестве.

Все это время он занимался переустройством и украшением Сире. Он нагнал в дом каменщиков и штукатуров, планировал в саду террасы, арки и аллеи. Поскольку Вольтер не мог обходиться без общества, он стал приволакиваться за двумя своими соседками, юной графиней де ла Невиль и не столь юной мадам де Шамбо- нен. Когда строители чересчур ему досаждали, он переселялся к мадам де ла Невиль, а мадам де Шамбонен приезжала играть с ним в трик-трак. Эта веселая пампушка стала, и навеки, его верной рабой. (Она уже была знакома с мадам дю Шатле, с которой училась в пансионе.) Обе женщины постоянно посылали в Сире то дичь, то птицу, то персики, за которые Вольтер благодарил их стихами и прозой, пересыпанными комплиментами. “Париж там, где обитаете вы”. Что может звучать сладостнее для провинциалки?

Наконец, в октябре, когда Вольтер читал письмо от Эмилии, где говорилось, что ее приезд опять откладывается, появилась она сама с сотней свертков и окончательно перевернула дом вверх дном. “У нас теперь кровати без пологов, комнаты без окон, полированные бюро без стульев, прелестные коляски без лошадей”. Мадам дю Шатле перенесла изнурительное путешествие, разбита ездой в неудобном экипаже и всю дорогу не сомкнула глаз, но ее одолевает жажда деятельности. Она смеется и шутит, нисколько не тяготясь неудобствами своего нового жилища. Очарованный Вольтер почти не протестует, когда она отменяет все его распоряжения: на месте задуманных им окон велит сделать двери, а на месте дымоходов — лестницы. Какое счастье, что он не успел насадить огород, потому что маркиза не преминула бы превратить его в цветник. Все это Вольтер рассказывает мадам де Шамбонен, своей aimable Champenoise (любезной шампаночке), без которой совсем не может жить. Поскольку для нее нет кровати (почему, о почему трое должны спать на трех кроватях?), они будут присылать за ней коляску, легкую как перышко, которую помчат кони, огромные как слоны, чтобы она проводила с ними весь день. Друзьям не пристало разлучаться из-за отсутствия какой-то кровати. Мадам де ла Невиль не в состоянии к ним присоединиться, потому что она в интересном положении, так Вольтер сам поспешит отвезти к ней мадам дю Шатле, ведь он теперь не одинокий мужчина. Когда комнаты для гостей будут отделаны, обе очаровательные соседки должны приехать и разделить его счастье. Вольтер писал так, как будто был хозяином замка и законным супругом его хозяйки. Тем временем дю Шатле храбро сражался с немцами, довольный, что его имение благоустраивается, а жена совершенствуется в математике. В Сире за все платил Вольтер, но с присущей ему практичностью он учитывал затраченные деньги как данные в долг дю Шатле.