Вновь домой вернутся журавли - страница 5

У Веры на щеках появился румянец. Глаза покрылись прозрачной плёнкой слёз. Она обиженно повернулась и вышла со двора на улицу.

– Ну и танцуй, а я всё равно тебя дождусь. Так и знай! – решительно произнесла она.

Россия. Дальний Восток – Китай. Корея. 1951 г.

Сергею повезло. Его оставили служить в Ростовской области. Такая удача выпадает не каждому. Служить поблизости со своим городом, иногда навещать мать, которая не могла нарадоваться коротким приездам сына. Закрутил Сергея водоворот солдатских будней, быстро пролетело время. За год службы он получил права и стал водителем-автомехаником. Служить бы так и дальше, если бы однажды осенним тёплым утром не прозвучала тревога.

Солдату не положено рассуждать. Приказано с вещмешками в строй и по машинам, а куда и зачем, неведомо. Уже к вечеру по тряской дороге их доставили на железнодорожный вокзал Ростова. Ещё через почти полтора суток стало понятно и то, только потому, что кто-то из ребят узнал Казанский вокзал, что прибыли они в Москву. Ночью их перевезли опять на какой-то вокзал и погрузили в пульмановские вагоны с нарами.

Долгая дорога, длинные мысли. А дорога казалась бесконечной. Куда их везут в течение почти двух месяцев пути и для чего? Спрашивать у сопровождающих их офицеров было бесполезно. Ответ на вопрос заданный солдатами в начале поездки был лаконично краток – не ваше дело. Устав слушать солдатские байки Сергей лежал на жёстких нарах, укрывшись шинелью, и старался отогнать от себя мысли о голоде и холоде, сковавшем всё тело. Буржуйка, установленная в вагоне, только пыхтела и сжирала своей жаркой пастью лимитированный уголь, даже не пытаясь обогреть солдат. Всё равно всё тепло, которое она могла подарить молодым парням, уходило в щели стареньких вагонов. Заглушая урчание желудка, постоянно просящего его наполнения, Сергей старался свои мысли унести далеко от этих чужих мест.

Мама. Она всегда стояла в его воображении, стоило только закрыть глаза. Сильно постаревшая за войну, в которой потеряла мужа и старшего сына, она чуть не лишилась рассудка, когда во время второй оккупации города, он одиннадцатилетним мальчишкой помог подселенному к ним в квартиру румыну лишиться пальца на одной руке.

– Гадом был этот румын, – вспоминал Сергей, – надо было ему в ружьё натолкать больше пороха, чтобы он не только пальца, но и головы лишился. Но тогда я ещё мальцом был. Хорошо, что в тот час бегал на улице с ребятами, те и предупредили о том, что меня разыскивают. Пришлось на Левом берегу Дона скрываться, пока наши войска фашистов не попёрли из города.

В первую оккупацию немец с нами жил. Вроде тоже фашист. А приходил, матери и мне продукты приносил, шоколад. Вытащит из кармана кителя свою семейную карточку и всё нам с мамой её показывает, что-то рассказывает, а у самого слёзы текут. Очки протирает платком и всё говорит: – Найн, войне. Война плохо.

Конечно, плохо. Вот и сейчас везут. Куда, зачем? Потому что проехали Байкал, можно догадаться, что мы чешем прямиком на Дальний Восток. Так война с Японией закончена. Может на границу, так мы не погранвойска. Стерегут нас как пленных. И не спросить, не объяснить нам обстановку. А как хочется домой. Сейчас у нас ещё тепло, каштаны падают. Интересно, как там Лариска, не выскочила замуж за Жорика? Да ну её. А Вера? Что Вера? Ещё до женихов не доросла. Как там мой город? Сейчас бы в Дону ополоснуться.

Любил Сергей бродить по улицам города. Старался везде успеть ногами. Да и то ими ножками родными успевал везде. Транспорта не дождаться. А дождёшься, толку мало опоздаешь на работу. То провод оборвётся на троллейбусной линии, то ток отключат. А на заводе с опозданием строго. Первый раз опоздал, получай выговор, а значит, лишишься квартальной премии. Второй раз опоздал, не получишь тринадцатую зарплату в конце года. Третий раз, увольнение по статье. Считай не трудовая книжка, а волчий билет. Поэтому, к первому заводскому гудку, Сергей всегда был на ногах.

С утра жизнь в городе кипела, двигалась, спешила. Ещё не совсем проснувшийся народ, а поэтому молчаливый, если хорошая погода, весёлый, а в ненастье угрюмый, раздражительный, расходился по своим рабочим местам. Следом, чуть позже домохозяйки и старушки разбредались по магазинам или базарам. За ними учащиеся и студенты разбегались по учебным заведениям.