Во имя человека - страница 29
В часовой перерыв мы быстро пообедали, а потом в фойе клуба точно сами собой возникли танцы. Мы танцевали с Верой, она прошептала:
— Мама так боялась, когда я уезжала сюда, а вот повидала бы она сейчас все это, поняла бы меня…
Четвертым после перерыва получил слово я. Когда шел по залу к трибуне, то будто спиной чувствовал сотни взглядов. Поднялся на трибуну, подождал, пока в зале станет тихо, заставил себя успокоиться. Сказал обо всем, о чем меня просили ребята.
В перерыв я быстро пошел в курительную комнату. Людей в коридоре было много, в курительной комнате все просто не могли поместиться, стояли здесь вдоль стен, громко разговаривали, смеялись, спорили.
— Здравствуйте, Сергей Сергеевич, — вдруг услышал я голос Кузьмина, повернулся к нему. — Вы хорошо выступили! — сказал он. — Дельная, толковая речь.
— Здравствуйте, Виктор Трофимыч, спасибо, — я крепко пожал его руку.
— Ну, как вам живется-работается? — спросил он.
— Да нормально, Виктор Трофимович, и живется и работается. Что новенького у вас?
— Ничего, к сожалению, Сергей Сергеевич, — он даже пожал плечами, улыбаясь чуть виновато.
— А я порадую вас, Виктор Трофимыч. — Я рассказал ему о том, что случилось несколько дней назад в этом же коридоре.
Кузьмин внимательно выслушал меня, потом попросил, как Санька тогда:
— Ну-ка, наклоните, пожалуйста, голову, — аккуратно и бережно отвел в сторону мои волосы, вздохнул: — Да, похоже на удар свинцовой трубкой. А сейчас болит голова?
— Да побаливает временами, вот приходится даже с собой носить, — я вытащил из кармана таблетки от головной боли.
— Может, врачу бы вам все-таки показаться, дорогой Сергей Сергеевич?
— Да теперь уже ни к чему, Виктор Трофимыч… Да и, знаете ли…
— А интеллигентный человечек вами занимается, Сергей Сергеевич…
— Ну, о передачах «Клуба веселых и находчивых» знает каждый…
— Надо будет порыться в нашей картотеке, да и навести справки в других городах: не прибыл ли к нам какой-нибудь опытный гастролер?.. Действительно порадовали вы меня. — Вдруг коротко и зорко глянул на меня, спросил: — А Екатерина Александровна Соколова ничего не говорила… Ну, не вспоминала хоть чего-нибудь такого об Игнате Прохорове, что могло бы навести нас на след этого интеллигентного преступника?
Вокруг нас стояло много куривших, но все они громко разговаривали, смеялись чему-то своему, им было не до нас. А мы с Кузьминым разговаривали очень тихо.
— Катя по-прежнему находится в очень тяжелом состоянии, никто из нас не решается просто напомнить ей об Игнате… А уж тем более — я.
— Да, понимаю. Ну, всего доброго, — Кузьмин кивнул мне, пошел, вдруг обернулся: — Запомните-ка, Сергей Сергеевич, на всякий случай мои телефоны, рабочий и домашний.
— Сейчас запишу, — я полез за книжкой в карман. Он тихо назвал мне два телефона.
— Когда поедете в следующий раз в поселок, предварительно позвоните мне домой или на работу, Сергей Сергеевич, не посчитайте за труд.
— Хорошо. Может, и вам сказать, как вызвать меня по радиотелефону?
— Это я знаю.
11
Шла уже третья декада сентября, дней через десять, самое большее через две недели, река должна была встать. День был таким коротким, что без электрического освещения нам удавалось работать всего два или три часа. Вся широченная гладь реки была сплошь подернута шугой, едва передвигавшейся вниз по течению. В свете лампочек и прожектора река даже казалась скованной льдом, неподвижной. Дожди продолжали идти, но когда ослабевали на час-полтора, особенно чувствовался холод, вплотную приблизившаяся зима… В тихой заводи между понтоном и берегом была сплошная корка льда, из нее там и тут высовывались углами затонувшие гранитные глыбы. Обледенел и трап, идущий с понтона на берег, теперь он располагался еще круче; вода в реке убывала. В свете прожектора бревна, окантовывавшие верхнюю кромку берега, блестели, будто обернутые целлофаном. Поблескивали и кузова самосвалов, крыши их кабин.
Как всегда в последние дни навигации, работа была особенно напряженной, ведь снабжение строительства материалами по реке приостанавливалось до середины мая. Надо было успеть доставить все, что еще можно. Баржи с песком шли непрерывно одна за другой. Мы едва успевали поесть. Сашка Енин уныло качал головой, кривил на сторону свой мягкий утиный нос: