Во имя человека - страница 28
— Буду выступать, хочу поблагодарить, Сергей, команду вашего крана за бесперебойную подачу песка для печей. Через месяц, почти на полгода раньше срока, одну уже задуем, опробуем!
— Если похвалите, нам это не помешает.
— Здравствуйте, Сергей! — Ко мне подошла Вера Миронова, широко и свободно улыбаясь: — Что же сбежали тогда с танцев?.. Ну, ничего, мы с Симагиной и вдвоем Боровикову мозги вправили!
Я извинился за тот побег, объяснил, что мы торопились на смену.
По клубному радио пригласили в зал. Мы с Верой сели на свободные места в одном из последних рядов.
В углу большой сцены стояла кафедра с микрофонами, вдоль стены — стол президиума, стулья к нему. На сцену вышел высокий и широкоплечий, цыганисто-черный Саша Костылев. Дотянулся к микрофону, объявил конференцию открытой. Дождался, весело улыбаясь, пока смолкнут аплодисменты, предложил выбрать президиум. Я увидел на сцене известного всей Сибири каменщика Виктора Шалимова, невысокого, коренастого, с мальчишеской белобрысой челочкой. Начальника строительства химкомбината невысокого и полного Рудакова. По его большим, улыбавшимся глазам было очень заметно, как он рад видеть сейчас в зале лучшую молодежь со строительства.
— Кто эта нарядная дама? — спросил я шепотом Веру, глазами показывая ей на высокую и красиво одетую женщину, севшую за стол рядом с Костылевым; в ушах ее поблескивали серьги, седые волосы были аккуратно причесаны, на руке — браслет.
— Да это же Морозова! — удивленно ответила мне Вера.
Много я слышал о главном инженере строительства Надежде Ивановне Морозовой, читал ее научные статьи, но ни разу не видел.
— Уж больно железные приказы отдает иногда Морозова, — сказал я Вере.
— Наверное, в этом есть необходимость. — И Вера усмехнулась: — Вы, Сергей, не засиделись в глуши на своей реченьке?
— Есть отчасти… Только простите, Вера, не реченька, а река! Одна из самых больших в мире!
— Ну-ну, речной патриот, я и не хотела вас обидеть!.. Если думаете выступать, Сергей, то пошлите сейчас записку в президиум: желающих будет много, можете не успеть.
Я вырвал листок из блокнота, написал, что прошу слова, аккуратно сложил записку, дотронулся до плеча впереди сидящего.
Какой-то парень, не обернувшись ко мне, взял записку, передал ее дальше.
Костылев сначала читал свой доклад, потом, разгорячившись, говорил уже без бумажки, заглядывая в написанное только для того, чтобы справиться с цифрами. Мы часто хлопали его словам, и я, как все другие сейчас в зале, испытывал то же радостно-приподнятое чувство уверенности и значительности происходящего. Хотя Саша говорил не об одних только успехах… Пожалуй, столько же, если не больше, он говорил и о недостатках, которые еще имеются, советовался, как лучше их преодолеть. Просто все мы понимали, что в том громадном деле, которое начато здесь, в тайге, некоторые ошибки и трудности неизбежны, но ведь не они определяли общее настроение людей и картину строительства.
После доклада Саши был короткий перерыв, потом выступала бригадир монтажников Зина Аквилева, рассказывала, как они собираются работать на открытом воздухе в морозы. Закончила, ей хлопали, а она все не уходила с трибуны. Когда аплодисменты затихли, побагровевшая от смущения Зина, сначала спотыкаясь, а после уже уверенно прочитала стихи, написанные ею о строительстве химкомбината. И хотя в стихах ее не было ничего особенного, зал хлопал Зине долго и оглушительно.
Такие же громкие и продолжительные аплодисменты были и после выступления парторга строительства Павлищева. Он тоже не только хвалил комсомольцев, по количеству — основную массу строителей, но и критиковал — иногда дружески, а когда — и строго. В выступлении Павлищева было нечто такое, что всех, сидевших сейчас в зале, непостижимым образом приподнимало над обычным уровнем нашей жизни, показывая все величие стройки, будущие горизонты и ее, и самого комбината. Так и казалось: комбинат — уже построен, тайга вокруг — преобразилась, вся страна знает о строителях комбината, а продукция его — полновесной долей входит в общее дело всей страны!
Леня Казаков успел выступить до перерыва, похвалил, как и обещал, наш кран.