Во власти (не)любви - страница 42

Несколько алых капель падает на белую сорочку Дороты, но, наверное, пампушка все-таки сможет потом отстирать. Хотя, ей-богу, лучше бы выкинула этот отвратный парус, на который смахивает ее ночная рубашка больше всего.

Опустошать мессалину в планы Джины не входит — с филигранной точностью она берет ровно столько крови Лесьяк, чтобы та, лишившись сознания, мягкой кучей осела на своей постели и не путалась под ногами.

Благословенная жидкость разливается по телу тысячью шипящих бордовых пузырьков, блаженно-восхитительным жаром насыщения и силой ее любимого волшебного дара, ее во весь голос закричавшей сверхспособности, словно проснувшейся от долгого сна.

Подойдя к зеркалу, Джин с наслаждением провела руками по неказистому черному платью и невзрачному серому фартуку. И они на глазах трансформировались в длинное коричневое платье, подпоясанное ремнем, напоминающий армейский, и шитый из той же ткани жакет до пола. В довершение образа на голове ее возникла коричневая шляпа с широкими полями.

Джина сдвинула шляпу на лицо и легонько улыбнулась своему отражению.

В свете покушения на лидера республики вряд ли кому-то будет дело до скромной пестуньи, направляющейся по своим делам….

5 лет назад

Под конец дня впечатления от поцелуя стерлись, поблекли. Если честно, она сама постаралась загнать их вглубь себя. Успокоившись, Джина решила не отказываться от спора. А смысл бросать начатое, когда заслуженная победа так близка? И она действительно близка — неприступный литературный профессор почти созрел, хотя и не кидал на нее красноречивых взглядов, как Дюк Кремер, а с того дня, когда она помогала ему с уборкой на кафедре, вообще ни разу не подходил. Но Джин ощущала интерес Торстона каким-то шестым чувством, даже когда его не было рядом.

Горанова надо было дожимать блестящим проникновенным выступлением с элементом постановки «Митиной любви» — поэтому она должна была прийти вечером в танцевальный зал, чтобы вместе с Вацлавом в последний раз прогнать выступление на семинаре и отрывок из пьесы. Пожалуй, в этом что-то было — Джин даже понравилось играть, притворяться кем-то, вкладывая в наскоро заученные реплики эмоции, которых она совсем не чувствовала, но Вацлав Кнедл, произносящий свой текст с каменно-отстраненным выражением, сбивал с нужного настроя. Но все равно получалось неплохо — этот постановочный фрагмент здорово оживлял их ответ.

Вообще-то это была странная мысль — как ни в чем не бывало идти к Вацлаву после того, что произошло днем. Это была жестокая мысль — прийти в пустой гулкий танцевальный зал, где он, наверное, уже ждал ее… Какие эмоции он при этом испытывал? Джин не хотелось даже думать об этом.

Чем ближе к вечеру, тем ей становилось неспокойнее. В конце концов, Джин приняла решение остаться в своей комнате — выступят они завтра и без генерального прогона! Чтобы Джина Моранте готовилась к какому-то задрипанному семинару даже тщательнее, чем к самой крутой вечеринке? Литературный профессор и так уже на крючке, да и вообще…

Но когда время, о котором они с Вацлавом договорились, подошло, Джин запахнула на своем черном в белый горошек платье джинсовую куртку и вышла в холодные осенние сумерки.

Танцевальный зал находился в западном крыле и имел отдельный вход — быстрее всего к нему можно подойти по кленовой аллее. Она была длинной и лежала как бы в стороне от хоженой территории академии. Любая другая девушка на месте Джин если не испугалась, то в любом случае, почувствовала себя некомфортно — вечер, холод, безлюдное место… Но Джина не испытывала страха — бояться можно было лишь упырей, а с ними Константин Леоне покончил навсегда. Упырей… и Гаспара Леоне, но он пропал без вести два года назад и, даст бог, не найдется никогда… Правда, в какой-то момент девушке показалось, что за ней кто-то идет, но это был всего лишь шелест падающих листьев.

Зал для танцев — единственное помещение академии, оформленное не в готическом ключе, а в стиле барокко — с богатой объемной лепниной, многочисленными подсвечниками и канделябрами, статуэтками в стенных нишах, массивными хрустальными люстрами и позолоченными многоярусными светильниками, которые испускали рассеянный приглушенный свет.