Во всём виноват Гоголь - страница 45

При неоднократном упоминании чёрта здесь клиент саркастически и длинно нахмурился, непривычно осклабился, затем равнодушным взором окинул висящие по углам портреты современных бородатых и лысых классиков, но жевать прекратил. Стало слышно даже тайное дыхание Зухры за ближайшей портьерой. Но капитана её дыхание не остановило.

— Замполит-то наш и запустил следствие точно по понятиям и директрисе болотных огней, — продолжил Бронькин. — Семёныч, слава богу, и сейчас среди нас. Он отец Феофан (в миру Аверкий Гармошкин), окормляет нас и окрыляет, правда, в тестовом режиме в приходской церкви Николы на Недотычках, что пока ещё торжественно не для всех открыта. Хотел он было на ипотечный кредит совсем новый храм строить, да от условий и процентов банка уже и сам потерял веру. Ограничился он пока что возведением минимаркета сувениров, домашней кухни спешного питания и личных покоев сверху, где и живёт с молодой матушкой и верой в квартиру от нашей обороны.

— Так комиссар и теперь при власти? — заинтересованно прервал его клиент.

— Так, да не так, — тяжело вздохнул Афанасий Петрович. — С ним тут такая история завязалась. Гармошкина сильно заинтересовала вдруг полнота всей нашей подлунной жизни как таковой, то есть вместе со всеми её прелестями и безобразиями. Будучи только что как назначенным к нам настоятелем, теперь, как болтают за углом, в служении запрещён и направлен указом их командира за штат временно. Вроде как за самоволку с выездом на выставку ЭКСПО в Шанхай на дегустацию наших щей и кваса с боевой стрельбой. Здесь пока ни гу-гу про это, но его электорат и МИД в курсе.

— Что ж до меня касательно, — продолжил Бронькин, — то пришлось мне тогда скоропостижно подать в отставку. Хотел было эмигрировать в Германию или какую другую экзотическую страну, где со специалистами моего уровня туго, но пока что думаю. Сижу в детективном отделе и ещё в одном месте. Конечно, красота классики — страшная сила! Но там мне для личного обогащения уже мало чего осталось. Набираюсь, так сказать, иных полезных сведений с мечтой о построении своего бизнеса во всём городе сразу.

— Вы, я вижу, тоже на пороге неких мыслей, а то и свершений, — решился наконец-то взять клиента за рога Бронькин. — Быть может, вам недостаёт соратника, в совершенстве владеющего местным колоритом и знаниями о бизнесе господина Чичикова, или толкового топ-менеджера на условиях выплаты активно прогрессирующих бонусов по факту талантливо выполненных работ? Такого человека я бы мог вам подогнать, что, конечно, тоже не вполне бескорыстно, но доступно… — Бронькин вытащил из сумки несколько чуть смятых листов и протянул их посетителю. — Здесь публичное слово в поддержку господина Чичикова и его соратников, вязь размышлений вашего покорного слуги. Ткань кружевная, ибо носит коммерческий нрав и состоит в ожидании вознаграждения центральным печатным органом непримиримой оппозиции города… Здесь же мои неподкупные суждения о городе. Сегодня материал уже опубликован, правда, самой газеты у меня пока нет. Вы могли бы насладиться его прочтением, пока я произведу предрассветные указания персоналу, — сказал он отрывисто и категорично, будто с силой всучивая клиенту бумагу и время для обдумывания.

Любопытно, что в Павле Ивановиче сейчас распахнулась «…не только любознательность, но и основательность…» С решительностью, присущей лишь наиболее опытным военнослужащим по контракту, он устремил взор в машинописный текст под шапкой «Руки прочь от П. И. Чичикова и его боевых соратников» и припиской, что текст к чтению абитуриентами и школьниками не предназначен…

Спустя некоторое время, то есть к минуте возвращения Афанасия Петровича, клиент уже, видимо, постиг, что стропальщик завода малолитражных молоковозов Афон Броненосцев и Бронькин — одно лицо, а красавица Зухра успела даже пошептаться с ним, будто бы как о правильной температуре кипячения чая…

— Ну что ж, недурственные у вас блинцы и креативность мыслей вытанцовываются. Кучеряво написано. Не всё понятно настрогали, но правильно, — процедил ему гость.

Бронькин не успел даже обрадоваться этим словам, как посетитель ещё больше наддал жару — и не в бровь, а в глаз.