Во вторник на мосту [СИ] - страница 3
— Суда, — резко исправляю я, отодвигая от края заветную коробочку, — или, если вам уж так угодно, корабли.
Моей дерзостью, кажется, незнакомец не удивлен. Хмыкает, поджав губы.
— Вам десять лет? — интересуется он, делая шаг навстречу. Ростом явно выше меня на голову, а взглядом — хлестким, внимательным — напоминает полицейских, прибывших на дело. По крайней мере, впечатление случайного прохожего этот человек не производит. Это подтверждает и шрам, пересекший правую сторону его лица, не обойдя стороной и глаза. Явно не производственная травма.
— Сорок, — бесстрашно отвечаю ему, вздернув голову, — а может и сорок пять.
Я веселю мужчину. Или даже не так — увлекаю, даю вволю полюбоваться на глупость. Собственную, конечно же. В самом что ни на есть чистом виде.
— В таком случае вам не пристало пускать корабли.
— А я не придаю значения приличиям, — беру предпоследний лукум, глядя на него без уверток и попыток спрятаться.
Смело, честно. По-идиотски, в общем, в моем положении.
— Я вижу.
— Как замечательно, что вы наделены этой способностью.
Ну вот. Веселью конец. Теперь я злю его, как не умолкающая маленькая собачонка, явно забывшая, кто здесь хозяин. Здесь почти нет фонарей, но мне чудится, что его лицо багровеет. Страшно, как в фильмах ужасов. Как у маньяков.
А я все равно не боюсь — мой инстинкт самосохранения повесился под забором.
— Спускай же второй, — он владеет собой лучше, чем я думала. В голосе чуть-чуть, совсем на секунду, появляется предупреждение об опасности, присыпанное напускной доброжелательностью, как мой лукум — пудрой. Ненадолго, конечно же.
Я беру в руки последнее оставшееся суденышко, аккуратно держа его над пропастью. Первый кораблик, почти полностью пропитавшись водой, уже готовится кануть в Лету. Самое время, мужчина прав, выпускать второй корабль. Я разжимаю пальцы, и он летит вниз. Входит менее удачно, чем собрат, черпнув правым боком воды, но тоже выравнивается. Плывет.
— Удачный запуск? — нагло спрашивает он. Делает ещё два шага ко мне навстречу. Попадает под фонарь. Да, его лицо и вправду красное. А волосы — темно-медные. Довольно густые.
— Очень даже, — я кидаю в рот последний лукум, благоговейно доставая его из коробочки. Теперь там только пудра.
Но не успеваю прожевать сладость, как чьи-то сильные и до ужаса грубые руки рывком разворачивают меня к себе. Длинный шрам и опасные глаза совсем рядом — расстояние измеряется сантиметрами. Они впиваются в мои, выдавливая правду наружу кусками. Если надо, могут и кровопускание устроить.
— Что это? — негромко, но оттого не менее четко и пугающе задает свой вопрос незнакомец. Его радужка зеленого цвета. Темно-зеленого, я бы сказала. Но её оттенок последнее, на что следует смотреть человеку, желающему успокоиться.
Я не понимаю вопроса. Это нервирует.
— Что за дрянь? — отпуская правое плечо, одна из рук мужчины сует мне под нос пустую коробочку от лукума.
Понятнее не стало. Я неслышно хмыкаю, качнув головой. Такой ответ его не устраивает.
— Я задал вопрос. Повторять не буду, — цедит он сквозь зубы, плохо сдерживаясь.
Прискорбно замечать такое, но я его не боюсь. Прирежет, порежет, зарежет… мне малоинтересны подробности. Может быть, ему вовсе только и нужно, что меня трахнуть, — не имею ни малейшего представления. Мне до ужаса все осточертело. Мне до ужаса себя жаль. И кораблики, которые скоро потонут, тоже. То непонятное состояние, когда не знаешь, чем помочь себе. Вроде бы нет истерики, а вроде бы и есть. Вроде бы болит в груди, а вроде — и нет. И слезы — то есть, то не дождаться. Пограничное состояние. Пограничное между помешательством и потерей сознания.
— Хотите меня напоить? — его глаза так сверкают, что я опасаюсь оставлять мужчину без ответа. Не за себя, за него опасаюсь.
Меня смиряют по-настоящему жестким взглядом. На самой грани, на самом кончике омерзения от увиденного, услышанного и замеченного этой ночью. Редко удается увидеть такое отвращение к собственной персоне от незнакомых людей.
— Адрес, — требует он. Решительно, заранее давая понять, что отказ — недопустим.
Я упрямо мотаю головой. Не на ту напал.