Во вторник на мосту [СИ] - страница 8

Проходит не больше пяти секунд, как он прижимает меня к себе, вынуждая спиной вжаться в перила моста. Держит крепко, как я и хочу, целует сильно и яростно, гранича с грубостью. Его руки на моей талии, но к пальто не прикасаются. У них нет разрешения.

Я с радостью даю его. С нетерпением, выгнувшись навстречу требовательным губам и поддавшись желанию, которое и под страхом смерти не соглашусь погасить. Огонь, вспыхивающий мгновенно, ничуть не хуже того, что разгорается медленно.

— Терпение…

— М-м-м, — кусаю губы, не желая даже слышать это слово, — никакого терпения.

Правой рукой, смелея, обвиваю его шею. Слышу, как пульсирует синяя венка под пальцами. И улыбаюсь. У Эдварда тоже его не осталось…

Впрочем, прелесть момента рушится довольно скоро. Телефонным звонком, предвещающая который вибрация слышится на мгновенье раньше. Тяжело дыша, Коршун с трудом отрывается от меня, оставляя в покое губы. Морщится едва ли не от боли, разжимая пальцы, стиснувшие мою ладонь. Он снова краснеет. Снова от злости.

— Да! — грубо рявкает в трубку, принимая вызов. Прикрывает глаза, стараясь унять дыхание. На меня специально не смотрит — пальто снова расстегнуто.

— Какого черта? Нет! Нет и нет! — звонок кончается. Больше по телефону он не говорит.

Резко выдохнув, Эдвард что есть сил ударяет сжатым кулаком по перилам. Злость вытекает из него самым настоящим ядом. Пугающим.

— Кто это? — осторожно спрашиваю я.

— Молчи, — велит, не поднимая взгляда. Права знать у меня нет и не будет.

…Через какое-то время ему становится легче. Постепенно, но становится. Удается даже успокоиться.

Подняв голову, он с шипением втягивает в себя воздух, тут же выдыхая его. И ещё раз.

А потом берет меня за руку, разворачивая в сторону выхода.

— Поехали домой, — говорит, ища в кармане ключи от машины.

Темно-зеленые глаза влажнеют, но одновременно с этим и наливаются кровью. Страшная и непонятная смесь обращается ко мне. Требует принять её. Сегодня. Сейчас.

— С удовольствием, — шепотом отвечаю я, приподнявшись на цыпочках и притронувшись к его губам — сухим, побледневшим — ещё раз. Контрольный.

В этот раз все проходит немного иначе, чем в предыдущий. В этот раз в движениях Эдварда нет нежности и слаженности, нет недосказанности. Он берет то, что ему причитается, что ему принадлежит. Нет необходимости играть роли и изображать что-то.

Мужчина будто бы выпускает наружу отчаянье, которое скопилось внутри. С каждым его движением, с каждым поцелуем, оно все явнее, все горше. Я чувствую это и не сопротивляюсь. Мне приятны и его присутствие, и его близость. В любом виде. Всегда.

Через час мы вдвоем лежим на подушках, молча прикасаясь друг к другу. Сначала плечи, потом грудь… я перебираюсь на его плечо, в стремлении не тянуться так далеко к лицу. Впервые открыто прикасаюсь к шраму. Его розоватая полоска выделяется на фоне остальной кожи. Эдвард хмурится, но моей руки не убирает.

— Никогда не задавай мне вопросов, — произносит он ровным, спокойным голосом. Но уверенным. И даже, наверное, жестким.

— Нет…

— Да. Если тебе ещё хочется, чтобы мы встречались, — обрывает он. — Никакой самодеятельности. Никакого упрямства.

— Но ты же задаешь, — обиженно бормочу я. Но если честно, больше всего боюсь, что сейчас он отстранится.

— Только нейтральные и по делу, — объясняет Коршун, — «как дела», «как погода», «почему ты выбрала это платье» — такие тоже можешь спрашивать.

— Я угроза для твоей личной жизни? — не могу удержаться от улыбки. Звучит по-идиотски.

— Белла, — а вот Эдварду не до смеха. Моя веселость, кажется, и вовсе раздражает его, — давай без остроумия, пожалуйста.

Я опускаю глаза, прикусывая губу. Все оказалось куда серьезнее, чем я думала. Особенно что касается моих собственных чувств. Почему-то его просьба не лезть глубже, чем на пару сантиметров, больно колет. Мне это действительно так нужно?..

— Ладно.

— Вот и хорошо, — он, похоже, испытывает облегчение от моего ответа, — поверь, так будет лучше. Я не хочу никаких других отношений, кроме этих, — его палец очерчивает контур моей левой груди, отчего тысяча мурашек тут же просыпается от своего короткого сна. — И это неизменно, Белла.