Во вторник на мосту [СИ] - страница 7

Он заканчивает через пять минут — ровно, минута в минуту. Ловким движением убирает телефон в карман, одновременно подступая ко мне ближе.

То самое притяжение, о котором я мечтала каждую ночь, в тайной надежде сбегая сюда, заново ощущается каждой клеточкой тела. И знакомый апельсиновый аромат — это парфюм, да? — ласковыми волнами тревожит легкие.

— Спорщица, — приветствует меня Эдвард. На его губах подобие улыбки, а не усмешки. Я не противна ему и не смешна. Тут другое.

— Коршун, — отзываюсь я, вспоминая данное ему в первую ночь прозвище. Очень точное.

Похоже, даже малость удивляю. Как корабликами. Мужчина поднимает вверх мою руку, обвивая длинными пальцами все ещё перебинтованное запястье. Сжимает.

— Попыток больше не было?

— Это была игра, — неловко признаюсь я.

— Плохая игра, — его губы сжимаются в тонкую полоску, — недопустимая, Белла.

Я киваю. Я чувствую себя ребенком, нашкодившим перед взрослым. Порой мне кажется, что все, что бы ни сказал этот мужчина, станет для меня непреложной истиной. Ощущение страшное, но пьянящее. Есть люди, от которых хочется зависеть целиком и полностью. Отдаться раз и навсегда. Без оглядки.

— А где же сладости, Белла? И сахарная пудра? — он поддразнивает меня так умело, что удается даже улыбнуться. А уж от того, что его палец очерчивает контур моей нижней губы, по животу порхают бабочки. Со мной так было лишь однажды. С Виктором.

— Я забыла… — шепчу, не до конца отдавая себе отчет, о чем мы говорим.

— Нельзя забывать то, что делает тебя собой, — недовольно бормочет Эдвард, чуточку прищурившись. Отходит на шаг. Достает из кармана маленькую коробочку. Рахат-лукум. Точь-в-точь такой, который я покупала.

— Волшебник…

— Наблюдатель, — исправляет он, ногтем вспарывая тонкую упаковку, — по кусочку?

Мы стоим на мосту, смотрим на луну — убывающую — и едим лукум, принесенный Эдвардом. Ему не нравится, но есть не перестает. Вместе со мной, кусочек за кусочком…

— Слишком сладкий? — интересуюсь я.

— Слишком далекий, — он качает головой, — мне ближе шоколадные печенья…

Я хихикаю. Он — следом за мной.

Господи, мне двадцать семь лет, шесть из которых прошли в беспрерывном и, как казалось, безвыходном подневольном положении. Я чувствовала свою вину за смерть Алека, я ненавидела за случившееся Виктора, и меня угнетал, до глубины души раня, тот факт, что мама смогла так легко вычеркнуть меня из своей жизни. Первый год, второй… но на третий — хоть разговор? Мой поступок безответственен и непростителен, но она ведь мама… и моя, не только Алека. Двойные стандарты. Менее сильная любовь.

А сейчас мне хорошо и спокойно. Мне спокойно с мужчиной, которого я знаю ровно одну неделю и знакомство с которым началось с пощечин. Я провела с ним ночь, а кажется, что не меньше нескольких лет. Я никогда не верила, никогда не думала, что можно испытать нечто подобное. Это ведь за гранью правильных отношений, за гранью нормальных ценностей — считать центром мироздания человека, с которым был лишь один секс. Великолепный секс… но всего лишь это. Ничего более. «Какие разные у людей вкусы».

— Почему ты пришла? — у Эдварда прекрасно получается задавать вопрос неожиданно и быстро. Легко. В этот раз, впрочем, лукум я из рук не выпускаю.

— Ты велел, — чистая правда? Ну, почти… я сама себе велела, как только увидела его. И утром эта уверенность лишь окрепла.

— То есть, на маньяка я не похож?

— Похож, — я отвечаю без улыбки. Правдиво.

— Скорее уж на пирата, — он проводит пальцем вдоль своего шрама, хмыкнув.

— Какая разница, кто мы есть? — риторически замечаю я, всем видом стараясь показать, что его лицо целиком и полностью устраивает меня. Со всеми недостатками.

Ненадолго Эдвард замолкает. Думает о чем-то своем.

— И ты ни капли не боишься? — в его голосе сомнение. Вполне логичное, конечно же.

— Не боюсь.

— Ты точно не куришь? — он вопросительно изгибает бровь, глядя на меня, как на невиданное создание. В глазах, впрочем, пылают знакомые искорки.

— Нет, — честно отвечаю, своей рукой, легонько, минуя коробочку со сладостями, прикасаясь к его ладони. Почти сразу же чувствую ток, пробежавший по венам. И почему-то внутри зреет уверенность, что Эдвард ощущает то же самое.